Два часа назад он здорово удивил ее. После той устрашающей "сцены после сцены" в ванной Ирина за пару минут успела передумать все, начиная с подозрений у него серьезного психического заболевания заканчивая мысленной репетицией убедительного стоп-сигнала "красный", и, если не поможет — криками о помощи в надежде, что услышат соседи.
Пока она обдумывала это, Тимофей невозмутимо варил ароматный кофе, а затем отправил ее, топчущуюся на холодном кафеле в кухне босыми ногами, в гостиную. Вслед он таким нежным голосом сказал "жди меня там", что Ирину настиг внезапный ступор и нечто вроде панической атаки.
Она ясно осознавала, что самым здравым решением сейчас было бы одеться и уйти, ведь это несоответствие нежности слов и жесткости угроз начинало по-настоящему пугать. Если то, что было в ванной — лишь пролог, то к чему? К сцене из фильма ужасов, где маньяк с нежной извиняющейся улыбкой разделывает жертву на части и напоследок приносит посмертные извинения за причиненные неудобства?
В то же время решиться на уход без объяснений она просто не могла. Другая часть ее разума подсказывала, что все эти страшные картинки — всего лишь выдумка, порожденная пугливостью. А чрезмерная пугливость ей свойственна. И пусть она еще плохо знала Тимофея, но Макс-то его знал? Да и не стал бы маньяк приглашать жертву к себе домой…
— Саба? — внезапно спросил объект ее мучительных размышлений почти над ухом, и Ира тогда вздрогнула всем телом. В своих панических размышлениях она даже не заметила, как он вошел, и на этот раз не удержала лица. Должно быть, на нем отразились все ее мысли, потому что Тимофей неожиданно повеселел и хмыкнул:
— Не хотел бы я знать, о чем ты думаешь.
Ее новый взгляд заставил его посерьезнеть:
— Так… малыш, ну-ка успокойся немедленно, — приказал он. — Сядь.
Его приказной тон почему-то действительно успокоил ее, хотя она все еще чувствовала себя нехорошо. Судя по усиливающемуся звону в ушах, ей и правда стоило сесть, поняла Ирина.
— Чшшшш.
Тяжело опустившись рядом, он привлек ее к себе, крепко обнял и принялся растирать холодные плечи, а потом руки по всей длине. Чертыхнувшись, размотал влажное полотенце и, как есть, абсолютно голую, притянул ее к себе на колени, растирая все тело, пока она не начала дрожать и согреваться.
— Идем, оденешься, — сказал он тогда и потащил ее за руку в спальню. Там, недолго думая, выдернул из шкафа черный махровый халат размером с небольшую палатку, завернул ее в него целиком, крепко завязал пояс. Ира посмотрела в его хмурое лицо, на котором явно читались признаки тревоги и недовольства собой, и молча ткнулась носом в его обнаженную грудь. Сам Тимофей стоял в одних домашних шелковых брюках и, в отличие от нее, совершенно не мерз.
— Я пошутил в ванной. И я не псих, если что, — наконец сказал он. — А вот ты, по ходу, параноишь маленько. И сейчас ты вся с головы до пят — пушистый махровый комочек невроза… впрочем, не без здравого смысла. Я бы тоже себя боялся.
Ира хихикнула, потом громко хрюкнула и снова нервно захихикала.
Тимофей отстранился и добродушно развернув за плечи, подтолкнул к выходу из спальни:
— Кофе. Вперед.
— Меня Ира зовут, — не удержалась она, все еще не в силах прекратить веселье от чувства громадного облегчения.
— Слышу по твоему голосу, что ты хочешь ремня, — мгновенно отреагировал он.
— Сначала меня надо покормить.
— Кто бы сомневался.
Им обоим стало очень легко. Обмениваясь шутками, они еще около получаса невозмутимо пили кофе, а потом Тимофей принес клубнику и мороженое и долго кормил ее с руки.
Ирина сидела у его ног и послушно брала клубнику из его пальцев, облизывая их от сока, и ела мороженое с ледяной ложечки, а потом снова клубнику с теплой руки. Тимофей положил очередную ягоду на ладонь и с блуждающей улыбкой наблюдал, как она мягко ласкает его кожу губами, прежде, чем перейти к угощению.
— Закрой глаза, — велел он вскоре после этого, голосом, полным нетерпения. Что-то звякнуло совсем рядом, и Ира легонько вздрогнула, когда ее шеи коснулся металл. Но не открыла глаза — доверие и спокойствие вернулись. Все страхи улетучились полностью, без остатка.
Тимофей застегнул на ее шее знакомый кожаный ошейник с металлическими вставками и легонько притянул за него к себе, развязывая пояс на халате.
— Как насчет игрового насилия? — негромко спросил он, внимательно изучая ее лицо.
— Да, — ответила она едва ли не быстрее, чем он закончил вопрос. Ее тело давно было распалено клубникой и мороженым. А киска еще с начала вечера ждала долгожданного вторжения.
Без дальнейших разговор Тимофей сгреб ее в охапку, подмял под себя, зафиксировал руки над головой, грубовато лаская все тело. Ира пыталась сопротивляться, получая громадное удовольствие от этой возни, но Тимофей, очевидно, играл наверняка — он почти не позволял ей вырваться, крепко фиксируя и руки, и ноги, и все, что ей удавалось — лишь немного извиваться, получая неизбежные шлепки за строптивость.
То, как быстро и почти профессионально он ее скрутил, вызвало бешеный прилив желания. Когда-то она обожала это ощущение — находиться в крепких умелых руках мужчины, который намного сильнее. А потом почти забыла…
Рассмеявшись, когда ему с третьего раза не удалось коснуться ее промежности, Ира почти сразу охнула и взвизгнула — ее нетерпеливый доминант резко повернул свою строптивую сабу на живот и одарил тремя крепкими шлепками подряд. А затем, наконец, развел ей ноги и взял сзади, удерживая за ошейник одной рукой, а в другой сжимая ее грудь.
Послушно выгибаясь под ним, чтобы принять как можно глубже, Ира чувствовала, что совсем теряет разум. Свои стоны она слышала словно со стороны, и краем сознания отметила, что они очень громкие и очень дикие — таких звуков она, кажется, не издавала за всю жизнь…