Читать книгу «Сборник "Тюдоры". Компиляция. Книги 1-8» онлайн.
— Если смогу, приеду. Храни вас Господь, ваше высочество.
Она нагнулась и потрепала меня по руке.
— Я буду ждать, — сказала Елизавета, и в ее глазах заплясали озорные искорки. — Я выживу и доживу.
Король Филипп писал Марии часто, но его письма никогда не были ответами на ее нежные любовные послания и просьбы поскорее вернуться к ней. Его письма были краткими, деловыми и больше напоминали распоряжения жене по ведению дел в королевстве. Филипп упорно не отзывался на ее мольбы поскорее вернуться домой; он даже не сообщал, когда вернется, и не позволял ей приехать к нему. Поначалу в его письмах еще ощущалась теплота. Филипп убеждал Марию подыскать себе какие-нибудь занятия, отвлекающие ее от тягостных дум, и не вздыхать о разлуке, а с надеждой смотреть в будущее, когда они вновь окажутся вместе. Но затем он просто устал. Письма Марии приходили к нему ежедневно, и в каждом — мольбы и требования поскорее вернуться; в каждом — подробные описания ее страданий и предостережения, что она может не пережить разлуку. Филипп был глух к ее мольбам. Он писал все суше. Его письма превратились в распоряжения государственному совету, как надлежит решить то или иное дело. Королеве не оставалось ничего иного, как приходить на заседания совета с очередным его письмом в руках и передавать своим советникам приказы человека, который был королем лишь номинально. Она была вынуждена подкреплять его приказы своей властью и говорить, что целиком согласна с ними. Советники встречали королеву довольно холодно. Им надоело видеть ее вечно покрасневшие глаза. Они открыто сомневались в том, что испанский принц, занятый собственными войнами, помнил и радел об интересах Англии. Единственным другом и спутником королевы был кардинал Поул. Однако он слишком долго пробыл в изгнании и слишком подозрительно относился к англичанам. Рядом с ним Мария и сама ощущала себя королевой в изгнании, окруженной не любящими подданными, а коварными врагами.
В один из октябрьских дней, перед обедом, мне зачем-то понадобилась Джейн Дормер. Не найдя ее в привычных местах, я решила заглянуть в часовню, поскольку знала ее обыкновение бывать там чаще положенного. К своему удивлению, я увидела там не Джейн, а Уилла Соммерса. Он стоял на коленях перед статуей Девы Марии, готовясь поставить свечку. В другой руке у него был зажат остроконечный шутовской колпак с колокольчиком. Пальцы шута обхватили колокольчик, чтобы тот не нарушил тишину часовни.
Уилл никогда не казался мне особо набожным. Я тихо отошла и встала в дверях. Я видела, как Уилл отвесил низкий поклон, а затем перекрестился. Тяжело вздохнув, он встал и побрел к выходу: ссутулившийся и выглядящий старше своих тридцати пяти лет.
— Уилл, — тихо позвала я.
— А, это ты, дитя мое, — вздохнул он.
На его губах тут же появилась приветливая улыбка, но глаза оставались мрачными.
— У тебя что-то случилось?
— Я молился не за себя, — торопливо ответил он.
— Тогда за кого?
Шут огляделся по сторонам. Кроме нас, в часовне не было никого. Он повел меня к скамье. Мы сели.
— Ханна, как, по-твоему, ты можешь повлиять на ее величество? — вдруг спросил он.
Мне оставалось лишь горестно покачать головой.
— Увы. Сейчас она слушает лишь кардинала Поула и выполняет то, что пишет ей король. Но прежде всего, она слушает собственную совесть.
— А если бы ты поговорила с ней не от себя, а от имени своего дара, она бы тебя послушала?
— Может, и послушала бы, — осторожно ответила я. — Но ты же знаешь, Уилл, мне не дано управлять своим даром.
— Но можно притвориться, — подсказал шут.
Я вздрогнула.
— Это священный дар! И притворяться — явное богохульство!
— Дитя мое, я бы ни за что не стал тебя просить, но больше некого. Недавно по обвинению в ереси схватили троих священнослужителей. Скорее всего, их признают виновными и сожгут. Вот имена этих несчастных: архиепископ Кранмер, епископ Латимер и епископ Ридли.
Я ждала его дальнейших слов.
— Королева не может сжечь достойных людей, которых церковь ее отца сделала епископами, — непривычно суровым тоном произнес Уилл. — Этого не должно произойти.
Шут посмотрел на меня, затем обнял за плечи и шепотом продолжил:
— Скажи ей, что у тебя было видение. Скажи: ты видела, что этих людей нужно пощадить, заменив казнь изгнанием. Ханна, это очень серьезно. Если люди Боннера сожгут их, многие, кто еще сочувствует королеве, станут ее врагами. Все они — достойные, уважаемые люди. Ее отец сам назначал их епископами. Они не изменили своей вере и не виноваты, что мир вокруг них поменялся. Они не должны погибнуть по приказу королевы, иначе она покроет себя вечным позором. Грядущие поколения будут вспоминать о ней, прежде всего, как о королеве, дерзнувшей сжечь епископов.
— Мне страшно это делать, — призналась я. — Получается, я обманываю Бога и королеву.
— Если ты согласишься, я поддержу тебя во всем, — пообещал шут. — Я тебе помогу. Мы придумаем какой-нибудь ловкий ход.
— Ты сам учил меня никогда не встревать в королевские дела, — напомнила я ему. — Ты сам говорил мне, чтобы я не пыталась менять разум короля. Отец Марии обезглавил двух жен, не говоря уже о епископах, однако ты не попытался его остановить.
— Уверен, он запомнится как король-женоубийца, — предсказал Уилл. — А все по-настоящему хорошее, вся его смелость и верность Англии, — это забудется. Люди забудут, что Генрих VIII принес стране мир и процветание. А ведь это он сделал Англию страной, которую мы любим. Зато потомки вспомнят, что у него было шесть жен, двух из которых он обезглавил.