— И твои видения сбываются? — буравя меня глазами, спросила Елизавета. — Ты ведь гадала для мистера Ди?
Я мешкала с ответом, чувствуя пропасть, разверзающуюся у меня под ногами.
— А кто это сказал?
Принцесса улыбнулась, показав два ряда белых остреньких, как у лисы, зубов.
— Не столь важно, откуда я это узнала. Мне важнее знать, сбываются ли твои предсказания.
— Некоторые сбываются, — вполне честно ответила я. — Но иногда мне не удается узнать то, что для меня очень важно. Важнее всего. Я призываю свой дар, а он молчит. Так что пользы от него немного. Он всего один раз предостерег меня.
— И о чем было это предостережение? — спросила она.
— О смерти матери.
Я сразу же пожалела о сказанном. Мне не хотелось рассказывать о своем прошлом этой сообразительной и смышленой принцессе.
Елизавета смотрела на меня с искренним сочувствием.
— Прости, я не знала, — мягко сказала она. — Наверное, она умерла в Испании? Ты же приехала сюда из Испании?
— Да, в Испании. От чумы.
Сказав это, я сразу же ощутила резкую боль в животе. Так часто бывало, когда я лгала о своей матери. Но я не решалась рассказать Елизавете о кострах инквизиции. Принцесса внимательно разглядывала меня, и мне показалось, что она уловила в моих глазах отблески того страшного костра.
— Еще раз прости меня, — совсем тихо сказала Елизавета. — Девочке тяжело расти без матери.
Я знала: сейчас она думала не о моей, а о своей матери, умершей на плахе и казненной как ведьма, прелюбодейка и шлюха. Потом усилием воли принцесса отогнала мрачные мысли.
— А что вас заставило приехать в Англию?
— У нас здесь дальние родственники. Отец устроил мне помолвку. Нам хотелось начать жизнь заново.
Елизавета покосилась на мои панталоны и снова улыбнулась.
— А как твой суженый относится к таким вот мальчишеским нарядам?
Я слегка надула губы.
— Ему все это не нравится. И мой наряд, и моя служба при дворе.
— А он тебе нравится?
— Как дальний родственник — да. Но не как муж.
— Может, у тебя есть выбор?
— Почти нет, — лаконично ответила я.
— Так у всех женщин, — сказала Елизавета, и в ее голосе я уловила презрение. — Выбирать позволено лишь тем, кто носит панталоны. Правильно, что ты ходишь в них, а не в платье.
— Скоро мне придется с ними расстаться, — вздохнула я. — Я их надела еще почти ребенком, но…
Я вовремя прикусила язык. Нечего откровенничать с этой принцессой, обладающей тюдоровским даром вытягивать из других то, что они вовсе не собирались говорить.
— В твоем возрасте я вообще не представляла, как стану женщиной, — сказала она, будто улавливая мои мысли. — Я не знала, как ею быть. Мне хотелось быть ученой. Вот там я все понимала. У меня был удивительный учитель. Он занимался со мной латынью, греческим и основными европейскими языками. Мне очень хотелось потрафить своему отцу. Я думала: если я стану такой же умной и образованной, как Эдуард, отец будет доволен. Представляешь, я писала ему письма на греческом языке! Больше всего я боялась, что меня выдадут замуж и ушлют далеко от Англии. И потому я усердно училась, чтобы стать образованной дамой, которой позволят остаться при дворе. Когда отец умер, я думала, что всегда буду находиться при дворе: любимая сестра короля, любимая тетка его многочисленных детей. Вместе мы бы завершили дело, начатое нашим отцом.
Она встряхнула головой.