Читать книгу «Сборник "Тюдоры". Компиляция. Книги 1-8» онлайн.
— Она меня попросту предала, — сухо ответила Мария. — Когда я сражалась за наше с ней наследие, она писала человеку, торопящемуся найти меня и арестовать. Теперь я знаю об этом. Пока я боролась не только за свои, но и за ее права, она вступила с ним в сговор, имевший целью лишить меня жизни. Она обещала ему полномочия и привилегии, указ о которых собиралась подписать прямо на моей плахе.
Сплетни об истинном происхождении Елизаветы до меня доходили. Я пропускала их мимо ушей. Но узнать о том, что «больная» Елизавета интриговала против сестры! Я могла подозревать королеву Марию в чем угодно, только не во лжи.
— Я оказала ей честь — позволила ехать рядом с собой, когда мы въезжали в Лондон. Ее приветствовали как принцессу-протестантку. Я видела, до чего ей приятны были эти приветствия. Потом я отправила Елизавете ученых богословов, чтобы те обстоятельно объяснили ей все заблуждения и ошибки протестантизма. Она улыбнулась им лукавой улыбкой своей матери и поблагодарила за объяснения. Она сказала, что с их помощью поняла свои ошибки и теперь месса станет для нее истинным благословением.
Я подумала: сейчас королева вспомнит знаменитый случай с «больным животом», но не угадала.
— Можно по пальцам пересчитать, сколько раз Елизавета присутствовала на мессе. И всегда она являлась туда с таким видом, будто совершает сделку с совестью! Каково мне это видеть, Ханна? Когда мне было столько же, сколько ей сейчас, влиятельные люди Англии бросали мне в лицо проклятия и угрожали смертью, если я не приспособлюсь к новой религии. Нас разлучили с матерью, и она умерла в горе и тоске, но она не преклонила колени перед их требованиями. Мне они грозили эшафотом, называли мое нежелание принять протестантизм государственной изменой. Представляешь? Они говорили, что сожгут меня, как еретичку! Я знала, что людей сжигают за куда более невинные слова, чем они слышали из моих уст. Мне приходилось отстаивать свою веру со всем мужеством, какое у меня имелось. Я не отрекалась от нее, пока испанский император лично не повелел мне это сделать, поскольку дальнейшее упорствование могло стоить мне жизни. Он знал, что меня казнят, если я не отрекусь от католичества. А я всего-навсего просила Елизавету спасти ее душу и вновь стать моей младшей сестрой!
— Ваше величество, она еще очень молода. Она научится, — прошептала я.
— Она давно миновала пору детского непонимания.
— Она научится.
— Только пока что она выбирает себе негодных учителей. И негодный предмет для изучения — заговоры! Я узнала, что она пытается заручиться поддержкой французов. У нее есть единомышленники, и те не остановятся ни перед чем, только бы увидеть ее на троне. Почти каждый день мне докладывают об очередном гнусном заговоре, и его щупальца обязательно тянутся к Елизавете. Всякий раз, глядя на нее, я вижу женщину, запутавшуюся в грехе, как и ее мать-отравительница. Я почти вижу: грех распространяется из глубины ее сердца, и ее тело делается черным от греха. Она повернулась спиной к Святой церкви. Она повернулась спиной к моей любви. Елизавета стремительно несется навстречу заговорам и греху.
— Но ведь вы называли ее своей младшей сестрой, — напомнила я королеве. — Вы рассказывали, что любили ее, как собственного ребенка.
— Я действительно любила ее, — скорбно поджав губы, сказала Мария. — Больше, чем она помнит. Больше, чем следовало бы, если вспомнить, какие гадости ее мать делала моей. Да, Ханна, я любила ее. Только нынешняя Елизавета — не та маленькая испуганная девочка, что прятала голову мне в колени. Не тот милый ребенок, которого я учила читать и писать. Она избрала не тот путь — путь греха. И грех затягивает ее. Я не в силах ее спасти. Она — ведьма и ведьмина дочь.
— Просто молодая женщина и никакая не ведьма, — пыталась возразить я.
— Елизавета хуже, чем ведьма, — продолжала свои упреки королева. — Она — еретичка. Лицемерка. Шлюха. И это не просто слова. Еретичка, поскольку ее хождения к мессе — показные. Она была и остается протестанткой. Я видела, как она ухмылялась во время святого причастия. Елизавета лицемерна, поскольку никогда ничем не поступится ради защиты своей веры. Есть протестанты, сильные духом. Те за свою веру шли на костер. Пусть они заблуждаются, но они честны и стойки. Только не Елизавета. Когда правил мой брат Эдуард, она просто сияла светом реформированной религии. Одевалась исключительно в темные платья с белыми воротниками и манжетами. Ходила, опустив глаза вниз. Никаких украшений ни на пальцах, ни в ушах. Теперь, когда брат умер, она стоит на коленях рядом со мной, делает вид, что принимает причастие, кланяется алтарю, но я же вижу, что все это — фальшь. Это оскорбление мне, оскорбление моей матери, которую отец променял на ее мать. Наконец, это оскорбление Святой церкви и Бога.
Мария вытерла вспотевший лоб. Видимо, ей давно хотелось выговориться.
— За то, что она проделывала с Томасом Сеймуром, ее иначе как шлюхой не назовешь. Об этом узнал бы весь мир, если бы другая протестантская шлюха не покрывала их обоих и не унесла бы потом их тайну с собой в могилу.
— Вы о ком, ваше величество? — спросила я, испытывая смешанное чувство омерзения и удивления.
Мне сразу вспомнился залитый солнцем сад и мужчина, прижавший Елизавету к стволу дерева и залезший ей под юбку.
— О Екатерине Парр, — процедила королева. — Она знала, что Елизавета соблазняла ее мужа Томаса Сеймура. Однажды она застала их в комнате Елизаветы. Та бесстыдница была в нижнем белье, а сэр Томас почти уже влез на нее. Екатерина замяла эту историю. Елизавету отослала в провинцию, подальше от Лондона. Екатерина говорила, что все это — гнусные сплетни, и врала с честным лицом. В чем-то ее можно понять. Защищала эту малолетнюю шлюху, потому что любила ее, как родную дочь. И мужа защищала, боясь его потерять. А потом сама умерла, рожая его ребенка. Глупая женщина. Просто дура!
Она встряхнула головой.
— Может, и не дура. Несчастная. Она очень любила Сеймура. Тело моего отца не успело остыть в могиле, как она уже вышла замуж за сэра Томаса. Это был скандал на весь двор, что грозило Екатерине потерей репутации. А муж вознаградил ее тем, что едва ли не у нее на глазах тискал четырнадцатилетнюю девчонку. Елизавета жеманничала, лживо возмущалась, говорила, что умрет со стыда, если он к ней снова прикоснется. Однако она никогда не запирала дверь своей спальни, не жаловалась мачехе и не пыталась найти себе другое пристанище.
Сплетни дошли и до меня, хотя я жила в глуши и многого не знала. Я написала Елизавете и настоятельно предложила приехать ко мне. У меня был дом, достаточный для нас двоих. Она ответила. Написала такое милое, такое невинное письмо. Дескать, с нею все в полном порядке, ей в доме мачехи хорошо, и она не видит смысла менять Лондон на мою глушь. А на самом деле Томас Сеймур едва ли не каждое утро захаживал к ней в спальню и задирал подол ее платья. Однажды он вообще снял с нее платье, под которым не было ничего.
Она никогда не обращалась ко мне за помощью. Зачем? Ведь тогда ее развлечения мгновенно прекратились бы. Она в свои четырнадцать лет уже была шлюхой и шлюхой осталась. Да простит меня Господь, я все это знала и тем не менее надеялась на благотворные перемены. Мне думалось: если я приближу ее к себе, если с ней будут обращаться, как с принцессой, она и станет принцессой. Я по наивности верила, что можно переделать шлюху и превратить ее в принцессу. Нет. Она этого не может и не хочет. Сама увидишь, как она поведет себя в будущем, если найдется другой желающий ее потискать.
Такого выплеска горечи и боли я не ожидала. Не могу сказать, что мне самой было легко от услышанного. Королева повернулась к окну и уперлась лбом в толстое стекло. От ее разгоряченного лица и волос стекло сразу же запотело. За окном все было окрашено в оттенки серого — цвета холодной английской зимы. Серо-стальная Темза, коричневато-серая земля стылого сада, окружавшего дворец, и оловянное небо. В стекле отражалось лицо Марии с плотно сжатыми губами. Гнев и обида на сестру придали ей сил, и они сейчас пульсировали по всему ее телу.
— Ненависть — это грех, — тихо сказала королева. — Я должна освободиться от ненависти. Освободиться от боли, причиненной мне ее матерью. Я должна отречься от Елизаветы.
— Ваше величество, — как можно мягче сказала я.
Она повернулась ко мне.
— Поставь себя на мое место, Ханна. Если я умру бездетной, она наследует трон. Это лживая шлюха станет английской королевой. Она уничтожит и испортит все, что я успею восстановить и построить. Она и так многое попортила в моей жизни. Я была единственной законной принцессой — настоящей радостью для своей матери. А потом, в мгновение ока, я вдруг оказалась в роли Елизаветиной няньки. Мою мать услали от двора и обрекли на смерть. Елизавета — настоящая дочь своей матери. Шлюха, не имеющая ничего святого. Мне необходим сын. Наследник, который преградил бы ей путь к трону. Это мой долг перед Англией, перед моей матерью и перед собой.
— В таком случае вам придется выйти замуж на Филиппа Испанского.
— Да, Ханна. Возможно, он ничем не лучше других мужчин. Но с ним я могу заключить брачный договор, и Филипп его не нарушит. И он, и его отец знают, каково положение дел в Англии. Рядом с таким мужчиной, как он, я смогу быть королевой и женой. У Филиппа есть все: страна, власть, богатство. Он не позарится на Англию и не попытается стать английским королем. Я останусь королевой, я буду ему женой и матерью наследнику.
Она с каким-то особым смыслом произнесла слово «мать», и это меня насторожило. Я вспомнила, как она касалась моей головы. Я вспоминала ее, окруженную деревенскими ребятишками, когда мы ехали в Лондон.