Читать книгу «Сборник "Тюдоры". Компиляция. Книги 1-8» онлайн.
– Любовь моя, любовь моя, никакая женщина не может занять ваше место! Простите меня.
– Никогда.
Он снова склоняет голову.
– И не должны. Я просто сошел с ума. Вы добры. Добрее ко мне, чем я того заслуживаю, уже тем, что позволили мне прийти к вам, чтобы молить вас о прощении. Я бы не хотел умереть с этим камнем на сердце. Мой дух и мое счастье были разрушены тем, что нам пришлось пережить, на людях и наедине. Я видел страшные вещи, пока был у вас на службе, мне пришлось задумывать страшные преступления, чтобы вернуть вас на то место, которое принадлежит вам по праву. Защищая ваш трон, я согрешил против Господа нашего. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мой дух был сломлен и моя решимость оставила меня.
Он поднимает глаза на меня.
– Я больше так не мог, у меня просто не было сил продолжать борьбу. На какой-то сумасшедший месяц или два я поверил, что могу бежать от всего этого. Я подумал, что могу быть простым человеком, просто мужчиной, с женой и дочкой, в маленьком домике. Когда погиб де ла Басти и вы не смогли захватить власть и обвинили в этом меня, просто захотел сбежать. Мне казалось, что я вас так сильно подвел! Я так много сделал и все равно подвел. Любовь моя, жена моя, я был не прав, я не должен был уходить. Я призван к великим свершениям, я призван быть вашим мужем. Простите меня за то, что и в этот раз подвел вас. Больше я этого не повторю.
– Ты хотел свободы от всех этих бед?
Он снова склоняет голову.
– Меня подвела моя отвага. Впервые за эти пять лет. Я просто не видел способов привести вас к победе. Это было моей ошибкой. Я думал, что если я не смог вернуть вам сына и восстановить вас на троне, то мне нечего делать рядом с вами, что мне следует просто уйти. Я даже думал наложить на себя руки, что вам было бы лучше, если бы я был мертв.
Он чувствует, как быстро сжимаются мои пальцы, и поднимает свои глаза на меня. Затем улыбается. Эта милая мальчишеская улыбка, как прикосновение, как ласка, касается сердца и запускает его, чтобы оно билось снова. И он знает об этом. Он знает, что мне невыносима мысль о его смерти. Он говорит дальше, и его голос звучит тепло и тихо, словно он делится тайной.
– Понимаете ли вы, вы, которая так храбра, что я хотел стать кем-то малозначительным? Вы можете себе представить, что я хотел вести простую жизнь, с обыкновенной женщиной, чтобы ни у кого не оспаривать своего маленького места в этом мире? Что на мгновение, на короткое мгновение, я не смог быть тем мужчиной, которым я становился рядом с вами, о жена моей страсти?
– Ты ушел от меня к ней, – шепчу я. Даже сейчас я не могу вынести мысль о том, что он предпочел мне другую.
– О Маргарита, неужели вы никогда не хотели сбежать от всего этого и уехать в Англию? Вернуться в беззаботную юность?
– Да, да, конечно. – Я не стану говорить ему, что я молила об этом, но мне не позволили это сделать. Меня отвергли.
– Вот чем это было для меня. У меня была мечта о том, чтобы просто жить с девушкой, на которой я обещал жениться, в маленьком замке, который мог у нас с ней быть. Я думал отойти от совета, подальше от вас и от двора. Мне казалось, что я вам не нужен, что вам без меня лучше, что вы сработаетесь с Джеймсом Гамильтоном, графом Арраном, что захотите написать герцогу Олбани. Я думал, что вы получите свободу разговаривать со всеми этими великими мужчинами как равная им, великая женщина, когда я не буду больше тянуть вас вниз и становиться для вас позором. Я знаю, что я – помеха в возвращении вам вашего сына. Мне казалось, что без меня вам будет лучше. Совет лордов боится и ненавидит меня, и я хотел, чтобы они смогли видеть вас без меня. Я думал, что последнее, самое лучшее и самое важное, что я могу для вас сделать, – это дать вам свободу от себя. Я думал, что я дам вам повод, чтобы отречься от нашего брака, и тогда вы сможете от меня избавиться, если захотите. Я думал, что самое лучшее, что я могу для вас сделать, – это отпустить вас.
– Я не могу освободиться от тебя, – просто говорю я. – Мне этого не позволят. Екатерина не допустит этого.
– И я не могу. Ни в глазах Божьих, ни в своей любви к вам. Так что вот он я, у ваших ног. Я ваш до самой смерти. Мы расставались не в первый раз, и я вернулся. Примите меня. Примите меня, возлюбленная моя, иначе мне не будет жизни.
– Мне придется принять тебя, потому что на этом настаивают сестры. И Генрих.
Он опять склоняет голову и сдавленно всхлипывает.
– Слава Богу.
– Можешь подняться, – неуверенно говорю я. Мне непонятно, как относиться к тому, что он сказал.
Но он не встает с колен и продолжает так стоять, как молящийся. Спустя какое-то время он поднимается во весь рост, не отпуская моих рук, и привлекает меня к себе, и вот уже он прижимается ко мне во весь рост, одной рукой обнимая меня за талию, другой приподнимая мой подбородок. Как только он касается моих губ своими, я чувствую прилив мощной волны смешанных чувств: облегчения, триумфа и ревности. Я уже забыла эту радость его прикосновения, его аромата, и теперь познала его снова.
Теперь я думаю, что снова забрала его у Джанет Стюарт, я сделала это во второй раз. Он снова со мной, и так оно и должно быть.
– Вы не сможете освободиться от меня, – шепчет он, по-прежнему не отнимая губ от моих. – И никогда от меня не освободитесь. Мы никогда не освободимся друг от друга.
Дворец Холирудхаус,
Эдинбург, осень 1519
Мы устраиваем торжественное возвращение в Эдинбург. Люди Арчибальда сопровождают меня с волынками и барабанами, и местные жители выходят из своих домов, конюшен, мастерских и лавок, чтобы посмотреть, как вдовствующая королева и ее красавец муж возвращаются в Холируд. Они приветствуют мое возвращение в столицу и кричат, что я должна показать им своего мальчика, маленького короля. Кто-то называет Арчибальда предателем и предупреждает меня о том, чтобы я ему не доверяла. Я просто отворачиваюсь от таких предупреждений. Шотландцы по-разному умеют проявлять свою верность, и то, как это делал Арчибальд, устраивало не многих, поэтому среди приветствующих лиц находились и те, кто поднимали кошели над головами и размахивали ими. Я заливаюсь краской и замечаю, что лицо Арчибальда искажено гневом. Мне понятно, что они намекают на то, что он получает содержание от англичан, что его купил Томас Дакр на деньги Томаса Уолси и эти деньги сделали его слугой моего брата, короля. Они говорят ему, что он дешево продался и ничего не стоит: английский раб и несвободный шотландец.
– Я велю всех их арестовать, – шипит он сквозь зубы.
– Не надо, – обеспокоенно протестую я. – Пусть люди запомнят этот день, день нашего возвращения, неомраченным.
– Я не позволю меня оскорблять.
– Это совершенно ничего не значит.