Читать книгу «Сборник "Тюдоры". Компиляция. Книги 1-8» онлайн.
– Она шлюха! – взрываюсь я. – Что можно представлять о шлюхе!
– Я не позволю тебе говорить о ней в таком тоне, – вдруг заявляет он со странным достоинством. – Ты королева, так веди себя подобающим образом.
– Я твоя жена! – кричу я. – И я не должна даже слышать о ней.
Он молча кланяется.
– Вы никогда не услышите о ней от меня, – холодно говорит он и уходит.
Дворец Холирудхаус,
Эдинбург, лето 1518
До меня доходят радостные известия из Англии. Интересно, неужели они не понимают, что мне физически больно слышать, что у них все в порядке, что они богаты и счастливы и строят далеко идущие планы на будущее, уверенные в своей любви и достатке? Интересно, Марии когда-нибудь приходит в голову, что ее бесконечная болтовня о платьях, планах на чудесную помолвку маленькой принцессы Марии с сыном французского короля заставляет меня чувствовать себя крайне несчастной и исключенной из их жизни? Она пишет страницу за страницей – и мне приходится разбирать ее каракули – о том, какими будут бал и турниры, представления и маскарады, и какие надо будет заказать платья и туфли, и какие головные украшения будут изготавливать мастерицы из золотой проволоки, искусственных цветов и маленьких бриллиантов. Генрих смеется, Генрих радуется, Генрих ликует и празднует победу, заключение мира с Францией, и скрепляя его обручением своей дочери, малышки, которой чуть больше двух лет. В самом конце она пишет:
«И вот, я приберегла самую лучшую новость: наша дорогая сестра снова беременна. Всеблагая Дева ответила на наши молитвы, и, если небеса соблаговолят к нам, ребенок родится к Рождеству. Ты только представь себе, каким будет наше Рождество в этом году, с еще одним членом семьи Тюдор в колыбели!»
Она призывает меня подумать об их радости… Ей незачем было этого делать, потому что я и так думаю об этом безостановочно. Их счастье преследует меня, как страшный сон. Я слишком хорошо представляла себе, каким будет Рождество при английском дворе и что меня не то что там не будет – обо мне даже не вспомнят. А меня покинул муж, я была опозорена перед всем советом лордов, против меня плетет заговоры мой собственный брат, Екатерина скоро родит, а Мария так и останется непревзойденной королевой, ведущей во всех танцах, победительницей во всех играх, самой красивой дамой самого богатого из дворов Европы. А там и Екатерина выйдет из уединения с ребенком на руках, и тогда будут устроены торжественные крестины, и праздники начнутся снова. Если у нее родится мальчик, то двор устроит величайший турнир и великие празднества, которые будут длиться не один день и прокатятся по всему королевству. Если она родит мальчика, Генрих даст ей ключи от королевской сокровищницы и она сможет надевать каждый день по новой короне, а мой сын лишится наследства.
Я выглядываю в окно на проливной дождь, на серые горы, окруженные облаками, и на серые небеса, покрывающие их. Мне с трудом верится, что где-то еще существует мир, полный радости, музыки и счастья. Я даже не сержусь на то, что они счастливы без меня, и не могу винить их в том, что они забыли обо мне. Я и сама почти не помню их лица.
Дворец Холирудхаус,
Эдинбург, весна 1519
Наступает и проходит Рождество, а я все еще не получаю известий от мужа. Мне трудно веселиться без него и того, как он нарезает мясо и танцует с фрейлинами. Никто о нем не говорит, но я слышу, что его занесло снегом вместе с Джанет Стюарт в замке Ньюарк. Совет лордов не советуется со мной ни в чем, и я не получаю никаких советов от лорда Дакра. Я живу так, словно я отступилась от регентства, от брака и от самой жизни.
Мой бедный брат снова потерял ребенка. Их надежды не увенчались успехом, и мне становится искренне его жаль, и ее тоже. Я получаю письма через лорда Дакра только после того, как весенняя оттепель подсушивает дороги на юг. Вместе с целой охапкой писем приходит записка от Екатерины.
Мне не хватает силы духа встретить весну так, как мне следовало бы это сделать. Каждый день я вижу больше тюдоровской зелени, каждый день тает еще немного снега, а солнце светит немного ярче. Перед церковью среди березок проклевываются первые подснежники. Птицы начинают петь по утрам, и ветер доносит в окна ароматы теплой земли и почек, и временами мне кажется, что возрождение еще возможно. Может быть, и я очнусь от долгой зимы разочарований.
Совет позволяет мне видеться с сыном не чаще одного раза в неделю, но хотя бы они не препятствуют нашим встречам. Я не пишу Арчибальду и уверена, что мы больше никогда не увидимся. Я считаю себя почти вдовой и даже почти жалею, что не могу его оплакать и отпустить. Я снова овдовела, не имея возможности похоронить мужа. Он тоже не шлет мне писем, как и денег. Он держит у себя все мои ренты, которые продолжают стекаться к нему. Для того чтобы протянуть эти холодные дни, я была вынуждена продать все дары, которые я привезла из Англии. Последние две золотые чаши я отправила лорду Дакру в качестве обеспечения займа. Сейчас, с окончанием зимы, я распускаю слуг, оставив при себе лишь несколько человек. Я отправляю лошадей в частные стойла, а фрейлин по домам. Я живу, как самая обыкновенная женщина, стесненная в средствах. Совет исполнен сочувствия, но не предпринимает никаких попыток мне помочь. Арчибальд, как мой муж, собирает все мои ренты и живет как лорд в замке Ньюарк, с женщиной, которая называет себя его женой. Она родила ребенка, дочь, и у них все хорошо. Они укрепили замок и содержат полный штат слуг. А как же иначе, они ведь богаты, благодаря выплатам жителей земель, которые принадлежат мне. И все это законно, потому что он мой муж и имеет право распоряжаться моими имениями и жить где ему вздумается. Его обращение со мной не дает мне основания для развода. Хоть он и плохой муж, церковь этот факт нисколько не интересует. Мы женаты, а значит, он может распоряжаться моими деньгами. Единственное средство, которое я могу использовать в свою защиту, это утверждать, что на самом деле он муж леди Джанет, графини Ангус, и в таком случае – двоеженец. И при таком раскладе наша дочь становится незаконнорожденной, а я – безмозглой шлюхой. Вопрос о том, какую роль мне стоит выбрать – сластолюбивой грешницы или обманутой жены, – будит меня в предрассветные часы и не дает покоя весь последующий день.
Я потеряла свое положение жены и королевы. Другая женщина правит в моем доме и наслаждается любовью мужа, которого я некогда считала своим. Я не могу ни с кем встречаться и никуда ездить. Постепенно я превратилась, как и мой погибший муж, в привидение, о котором люди говорят, что человек все еще жив, но его так никто и не видел. Скоро о нас сложат баллады, в которых будет рассказываться о нашем скором возвращении, которое принесет мир Шотландии и посадит на ее трон законного короля, моего сына. Люди будут видеть наши образы в тенях и туманах и рассказывать о нас сказки за кружкой эля.
Я знаю, что должна сопротивляться этой полужизни, или полусмерти. Я должна отказаться от всех надежд, связанных с Арчибальдом, и принять на себя позор, объявив себя падшей женщиной, а его – своим врагом. Я должна забыть о том, что любила его. Я должна поехать в Лондон и броситься в объятия брата с просьбой о помощи получить развод с Арчибальдом. Сейчас я с сожалением думаю о том, что не воспользовалась советом старого доброго Томаса Уолси, ведь я могла бы уже быть императрицей Священной Римской империи, с целой сокровищницей, полной драгоценностей, и целым гардеробом платьев. Никто бы не смел ослушаться моих указаний, мой сын мог бы спокойно жить со мной. Меня бы называли «Ваше Императорское Величество», и я бы открыла собственный королевский двор в Шотландии. Как же я была глупа, когда говорила Уолси, что намерена хранить верность Арчибальду! Уолси теперь папский легат и мог обеспечить мне развод с Арчибальдом с помощью всего лишь одного письма!
Не надо было мне говорить о нерушимых брачных клятвах и негасимой любви. Есть только одна связь, которой я могу доверять: это связь между сестрами. Только наши узы с сестрами истинно нерушимы. Мы никогда не упускаем друг друга из виду, в любви или в соперничестве мы постоянно думаем друг о друге.
Я пишу Генриху. Я ничего не говорю о неверности Арчибальда, лишь упоминаю, что мы больше не живем вместе и что он забирает у меня мои ренты. Я говорю Генриху, что намерена вернуться в Лондон, чтобы жить при дворе, и что отныне выйду замуж только по его рекомендации. Я ясно даю ему понять, что согласна на развод, я снова возвращаюсь в лоно семьи. Отныне я только Тюдор, не Стюарт, и позволяю выдать меня замуж так, как это будет ему удобно. Если только он позаботится обо мне так, как следует заботиться брату о сестре. Я не собираюсь соперничать с ним или его женой, Екатериной. Я понимаю, что она сделала то, на что я оказалась неспособна. Даже моя младшая сестра, Мария, управилась со своей жизнью лучше меня. Обе они вышли замуж по любви и живут со своими мужьями. Когда-то я ревниво сравнивала их с собой, и в этом сравнении находила повод для гордости. Теперь же я смирена и унижена. Я пишу Екатерине и Марии и отправляю все эти письма в одном конверте. Я говорю им, что потеряла все и хочу вернуться домой.
Дворец Линлитгоу, лето 1519
Проходит целое лето, прежде чем я получаю письмо от Генриха. Долгое лето, в течение которого моего сына перевозят из пораженного чумой Эдинбурга, но меня не приглашают следовать с ним. Долгое лето, во время которого никто не наносит мне визитов, и я от обиды перехожу к ледяной холодности, давая себе клятвенное обещание, что с этого самого дня больше никогда не буду поддаваться зову страсти, а лишь доводам рассудка. Долгое лето, в течение которого я убеждаю себя, что единственными истинно близкими мне людьми являются мои сестры, которые знают боль от потери ребенка, которые никогда не оставляют меня.
Генрих же молчит, и я знаю этому причину. Лето – сезон, когда он уезжает из многолюдного и грязного Лондона, путешествуя по прелестным дворцам, стоящим на берегах Темзы, охотясь в прибрежных лесах и всегда получая более чем радушный прием. Он оставляет все государственные заботы на плечах Томаса Уолси и не утруждается написанием писем кому бы то ни было, тем более мне. Он даже не думает обо мне, покинутой мужем, лишенной защиты своего брата, постоянно пытающейся достичь согласия с лордами совета и постоянно взывающей к отсутствующему герцогу Олбани.
Одна моя сестра Мария не отворачивается от меня. Она пишет о том, что родила еще одну девочку, которую назвала Элеонорой. Конечно же, они хотели бы мальчика, как и любые родители, и второй сын Брэндона был бы вторым наследником престола, на очереди после моего сына Якова. Их старший сын тоже стоит в линии наследия после моего мальчика, и с каждым следующим днем мне все больше кажется, что у него есть все шансы стать королем Англии. Если последние роды были завершающей попыткой Екатерины произвести наследника, а она вскоре должна уже утратить способность беременеть, то мой мальчик абсолютно точно станет наследником Генриха.
Мне трудно не думать об этом, хоть это и кажется жестоким. Я искренне жалею Екатерину. Я плакала над ее письмом, в котором она рассказывала о том, что потеряла еще одного ребенка, но я не могу не думать о том, что, если у нее не будет сына, мой мальчик станет королем Англии, Ирландии и Шотландии. Ведь Мария тоже так думает? И поэтому она желает родить еще одного мальчика? Она не может так бескорыстно любить Екатерину, чтобы не ждать окончания ее детородных лет. Или все же она способна любить сестру настолько бескорыстно, что забывает о собственных интересах?
Возможно, Мария все же сумела стать лучшей сестрой королеве, чем я, и она с радостью пишет о том, как ее новорожденная дочь – самое прелестное дитя на свете и что ее кожа подобна нежнейшим лепесткам роз, и как ей все рады.
Я откладываю ее письмо и подхожу к окну. Перед моими глазами ветер гонит по глади озера серые волны, увенчанные белыми кантами пены, но я их не вижу. Сначала я стараюсь успокоиться: это известие не имеет никакого значения. Этот ребенок незаконнорожденный, значит, не имеет права на престолонаследие. Он вообще ничего не значит. Потом я спокойно размышляю о том, что это первый бастард, который родился у Генриха, и вот этот факт уже имеет значение, причем огромное. Бесси показала миру, что у Генриха может родиться сын, и если он выживет, то мир узнает, что Генрих может зачать здорового наследника. И это знание крайне важно, потому что доказывает – причина отсутствия наследника кроется именно в Екатерине, а не в моем красавце брате. Об этом все думали, но никто не смел говорить. Теперь же этот факт стал общеизвестным. Екатерина старше меня, хоть и не намного, и к ее тридцати трем годам она смогла родить только мертвых и нежизнеспособных детей, за исключением одной девочки. Она родом из семьи, которую шлейфом сопровождают таинственные смерти и хвори, и за все это время она смогла подарить ему лишь одну слабенькую девочку. Но любовница Генриха, живая, здоровая, юная Бесси, родила ему здорового мальчика на пятый год их связи. Он не мог получить более громогласного доказательства его мужской силы и тем самым навсегда закрыть досужие рты, судачащие о том, что Тюдоры прокляты за вторжение в Англию и исчезновение принцев в Тауэре. Кем бы ни был их убийца, проклятье пало на его семью, а не на нашу, потому что у меня растет здоровый мальчик, у Марии есть Генрих Брэндон, а теперь и у моего брата есть маленький бастард. Они решили назвать его Генрих Фицрой. Генрих – в честь отца, а Фицрой – для обозначения его королевской принадлежности. Не существует двух других имен, которые могли бы причинить Екатерине большую боль. Должно быть, ее сердце разрывается на части. Теперь она узнает, что такое боль. Когда-то она показала мне, что это такое, а теперь Бесси Блаунт преподала ей тот же урок.
Дворец Линлитгоу,
Шотландия, осень 1519
Я получаю ответ от брата, только когда золото осени трогает листья в лесах и зарослях вокруг озера. Оно приходит ко мне в конверте, подписанном лордом Дакром и его же посланником, и я больше чем уверена, что его шпионы уже его прочли. Да мне это и не важно. Главное, что я держу в руках свою охранную грамоту, свой шанс вырваться на свободу. Я знала, что брат непременно ответит мне, а Томас Уолси найдет способ все исправить, и ни мгновения не сомневаюсь в том, что мне прислали приглашение вернуться в Лондон, расторгнуть мой богомерзкий брак и, если я не ошиблась в Томасе Уолси, найти для меня великолепную партию. А почему нет? Он же почти умолял меня сделать именно это почти три года назад, а брат буквально обещал, что этот новый брак станет лучшим решением, которое я могу принять.
Я беру письмо с собой в маленькую комнатку на вершине башни, где меня никто не будет беспокоить, и так тороплюсь его открыть, что практически срываю с него печать. Мне тут же бросается в глаза почерк, явно принадлежащий секретарю Генриха, а не самому королю. Я сразу представляю, как брат сидит за столом, лениво раскинувшись и улыбаясь, держа в руке бокал вина, а Томас Уолси выкладывает на стол бумаги для подписи, как игральные карты во время партии, а мальчик-паж в это время подает ему закуски. Карьерист Чарльз Брэндон стоит где-то неподалеку, Томас Болейн прислонился к стене: он всегда легок на шутку и на разумное слово совета. Генрих быстро надиктовывает короткое письмо для меня, исполняя одну из обязанностей, которую он откладывал слишком долго. Ведь это не составляет для него ни малейшего труда: он просто отправляет мне приглашение прибыть в Лондон. Для меня это письмо – ключи от темницы, в которой я сижу.
Сначала я никак не пойму, что это за слова написаны на странице, настолько далеки они от того, что я ожидала, и мне приходится перечитывать их снова и снова. Генрих никуда меня не приглашает и ни в чем не поддерживает. Напротив, он выбирает для этого письма жесткий и пафосно-нравоучительный тон, как у церковного служки. Он говорит о божественном таинстве и нерушимости брака и заявляет, что все разногласия между мужем и женой есть суть зло и грех. Я переворачиваю страницу, чтобы убедиться, что под этим бредом стоит его подпись. И это письмо отправил человек, который зачал бастарда и тем самым разбил сердце своей жены?