Читать книгу «Сборник "Тюдоры". Компиляция. Книги 1-8» онлайн.
Я держу на коленях полное глупого тщеславия письмо Марии и еще раз перечитываю строки о том, как ей жаль, что я не смогу приехать на ее венчание. Но, может, все же получится? Возьму с собой неполный двор, немного охраны в новой ливрее. Я могла бы нанести им официальный визит: королева, путешествующая во всем великолепии, и тогда я тоже буду заезжать в города, и люди будут выходить и читать мне поэмы. И Ард мог бы ехать подле меня и смешить меня, пусть он увидит, как народ Англии любит меня, свою первую и лучшую принцессу Тюдоров. Да, мне бы хотелось, чтобы он увидел меня в Англии, где меня будут приветствовать как великую правительницу и принцессу по праву рождения. А во время путешествия он бы помогал мне спуститься с лошади и прижимал к себе каждый день так, чтобы никто не замечал. Он будет стоять возле меня во время каждого ужина, и мы будем с ним танцевать. У меня будут новые платья, и художник напишет прекрасный портрет, и, может быть, я велю, чтобы его изобразили рядом, как моего фаворита. Мария так избалована и так глупа, что даже не прислала мне приглашения, просто решила, что я не смогу приехать. Но, возможно, я все же возьму и приеду, чем очень их всех удивлю.
Это все мечты, такие же обманчивые, как нашептанные Ардом обещания любви. У меня нет денег на поездку в Лондон, нет нарядов, чтобы затмить сестер, нет украшений, чтобы посрамить королеву Англии. У меня нет даже тех украшений, которые оставил мне мой собственный отец. И у меня нет приглашения.
Мария говорила, что Екатерина путешествует в повозке. Я снова переворачиваю страницу и перечитываю. Да, она ясно это говорит. Я знаю только одну причину, по которой Екатерина сядет в повозку, вместо того чтобы гарцевать на коне и стараться во всем не отставать от Генриха: должно быть, она снова беременна и истово молится о том, чтобы суметь выносить ребенка на этот раз.
Я кладу письмо в пустую шкатулку для драгоценностей и подхожу к маленькому арочному окну, выходящему на простирающиеся до самого горизонта холмы. Пейзаж здесь так не похож на низины и луга долины Темзы. Не видно красивых домиков и богатых аббатств, купающихся в яблоневых садах. Нет разбитых на аллеи парков или ровных лугов для игры в кегли. Здесь есть только высоко выгнутое небо над холмами, скалы и утесы, покрытые темными древними чащами, над которыми парят орлы.
Этим летом я была счастлива со своими мальчиками, упиваясь обожанием Арда и покоем. Но вся моя радость оборвалась после получения одного известия. Я представляю себе Екатерину, восседающую в повозке с шелковыми шторами, королеву Англии, снова ожидающую ребенка, и думаю о том, что она все время будет меня опережать. Она будет наслаждаться миром, тогда как я буду мучима раздорами. У нее есть муж, который ее защищает и одерживает победу, когда отправляется на войну. У нее есть повозка и королевство, по которому она может путешествовать в полной безопасности. Сейчас она беременна, и если у нее родится мальчик, то он станет наследником короны Англии, а мой мальчик получит только Шотландию, а это наследство очень непросто удержать. Я всегда буду на втором месте после нее. Я просто не вынесу, если к тому, что она стала королевой Англии, добавится и то, что она станет матерью принца Уэльского, в то время как я, забытая всеми, вынуждена прозябать в далеком, нищем и полудиком королевстве.
И в этот момент я думаю: «Хорошо же! Я покажу, что думаю о ее слащавых пожеланиях и лживых намеках на сестринскую любовь и заботу. Я выйду замуж за Людовика Французского и получу такого союзника для своего королевства, Шотландии, у которого достанет силы и богатства, чтобы разгромить Англию, если та снова решится на военные действия. И тогда я буду королевой Франции и Шотландии, с двумя крепкими наследниками, и, возможно, рожу еще детей, и это будет лучше, чем оказаться на месте королевы Англии, отчаянно цепляющейся в своей повозке за шанс не лишиться будущего».
Я отправляю частное письмо нашему послу во Франции, чтобы сообщать, что я приняла решение. Я поручаю ему связаться с королем, которого я сама называла монстром, и передать ему, что я готова выйти за него замуж. Людовик должен сделать мне официальное предложение, и я отдам ему свою руку. Я выйду за него замуж, каким бы зверем он ни казался, и превращусь в королеву Франции, злейшего врага Англии, стану выше Екатерины.
Замок Метвен,
Перт, июль 1514
Со мной произошло нечто ужасное, и я никак не могу в это поверить. Мне никак не принять, насколько лживой и коварной может быть моя сестра! Моя родная сестра! И насколько двуличен мой собственный брат. Мне кажется, что на самом деле я не знаю никого из них, к тому же они предали меня в редком согласии друг с другом. То, что они сделали, – немыслимо! Они словно публично признали себя лжецами. Да они недостойны даже презрения! Они намеренно стремятся уничтожить меня. Сначала они сделали меня вдовой, а теперь они хотят уничтожить и меня.
Мария расторгла свою помолвку с Карлом Кастильским. Расторгла! Так, словно никакой договоренности и не было! Словно она вольна давать свое слово, принимать в дар украшения и драгоценные камни, приносить клятвы, стоя под пологом из золотой парчи, а я не забыла ни золотого полога, ни гравюр, которые мигом разлетелись по всему королевству, а потом просто заявить, что ничего этого не было. Они никому ничего не обещала, и ничего особенного не происходило. Мария просто не пойдет замуж за Карла Кастильского.
Разве теперь кто-то станет верить слову принцессы, если Мария несколько лет провела в статусе невесты, не дни, а годы! Каждый месяц получала от жениха подарки, а потом просто разорвала помолвку, отвергнув своего жениха! А как быть с целым гардеробом дорогих платьев? А с самым большим рубином в мире? Что, внук императора внезапно стал для нее недостаточно хорош? Так куда же метит сейчас моя сестрица? Разве это не проявление греховного тщеславия? Разве не об этом грехе предупреждала ее наша бабушка с тех пор, как она была малышкой? Должен же кто-то объяснить ей, что нельзя вот так давать слово, а потом брать его назад! Слово принцессы должно быть на вес золота.
Я в ужасе. Я в ярости. Фрейлины столпились вокруг меня и наперебой спрашивают, не заболела ли я, потому что я сначала побледнела, потом залилась багрянцем. Я расталкиваю их, потому что не могу объяснить им, в чем дело. Никто не должен знать о том, какой жуткий удар настиг меня. Случившееся – худшее из всего, что могло со мной произойти. Самое худшее в мире. Это просто немыслимо. Она решила выйти замуж за Людовика Французского.
В тот самый момент, когда я решила принять его предложение, руководствуясь соображениями государственными и политическими, Мария решила встрять в мои дела! И теперь она выходит замуж за Людовика! Вместо меня! Да как он вообще смел делать ей предложение, если был в процессе брачных переговоров со мной? Разве это не бросает тень на его честь? Все говорят, что он – воплощение бесчестья и клятвопреступник, но никто не предупреждал меня о том, что он может бросить меня ради моей младшей сестры. А как же Генрих, который знал, что Людовик сделал мне предложение и что я обдумываю свой ответ на него? Разве не должен был он сказать: «Да как ты смеешь делать предложение великой королеве и в то же самое время ее младшей сестре?» Да, конечно, Людовик поступил как мерзавец и негодяй, но Мария и Генрих тоже! Почему Мария вообще обратила на него свое внимание? Он же ей в деды годится! Даже в прадеды! Разве он не покрыт весь рябью от оспы и не являет собой опасность любой жене? Разве он не довел одну свою супругу до монастыря, а другую – до ранней могилы? Почему Мария на это согласилась? Зачем этот брак понадобился Генриху? Почему Екатерина позволила этому случиться? Конечно же, это затея Генриха. Его и Екатерины.
Господь свидетель, это они потянули за веревочки, а Мария, как маленькая марионетка, стала игрушкой в их руках. Как Генрих мог так поступить с собственной сестрой, остается для меня загадкой. Людовик же его враг! Тот самый враг, против которого он только в прошлом году отправлялся на войну! И злейший и давнейший враг его испанской жены и ее семейства! Здесь замешаны такие сложные интриги, что их смысл просто ускользает от меня. Ясно только одно: отец Екатерины изменил свое отношение к Франции, а его дочери подчинились его воле. Они решили выдать мою младшую сестру за настоящего монстра, попутно унизив и растоптав меня, оставив без мужа и поддержки здесь, в Шотландии. О том, что принесет их решение для меня, никто и не подумал.
Мало мне одного этого несчастья, которое само по себе способно меня уничтожить, так наш посол во Франции доложил, что Генрих ведет переговоры о том, чтобы французы согласились отдать ему те города, которые он завоевал, и выплатили ему колоссальную мзду. Если Людовик женится на Марии, он должен будет заплатить полтора миллиона крон. Это целое состояние, такого выкупа за принцессу еще не видел свет. И это показывает всем, насколько высоко ценит Генрих свою красавицу сестру и на какие траты должны быть готовы ее женихи. Однако если Людовик решит жениться на мне, то я достанусь ему по дешевке: ему придется выплатить Англии всего сто тысяч крон. Я понимаю, что они сделали, что думает обо мне брат и все остальные. Теперь я понимаю, как много я для них значу. И Генрих продемонстрировал это всему миру. Меня публично опозорили. Рука Марии стоит полтора миллиона, без учета завоеванных городов, в то время как я – залежалый товар. Вот так Генри показал всем, что Мария стоит десяти таких, как я, а Людовик выразил готовность заплатить любые деньги за обладание ею. Меня в жизни так не оскорбляли.
Я мечусь по своей приемной в Метвене, проходя мимо окон, открывавших вид на бушующую весну. Юбки колышутся вокруг моих ног и хлещут, как хвост разъяренного кота. Кто-то из фрейлин бросается ко мне, но я отметаю ее в сторону. Никто не должен знать о распирающей меня ярости и о разрывающем меня на части уязвленном самолюбии. Как же мне быть спокойной и не показывать ничего из того, что творится на сердце!
Это просто невыносимо. Только подумать, я же дала свое согласие стать женой Людовика, была готова принести себя в жертву, чтобы стать королевой Франции, а теперь мое место займет Мария! И тут меня настигает еще одна ужасная мысль, от которой я замираю на месте: какое бы мне пришлось пережить унижение, если бы я поставила совет лордов в известность о том, что приняла предложение Людовика! А если бы мир узнал о том, что я согласилась на брак с Людовиком, а потом бы все увидели, что он предпочел мне Марию! Я не переживу, если кто-то узнает об этом. Я должна немедленно выйти хоть за коновала, чтобы никому и в голову не пришло, что я думала о Людовике. Я должна выйти замуж за императора. Я должна позаботиться о том, чтобы никто никогда не мог сказать, что отвратительный, опасный король Франции мог на мне жениться, но потом передумал. Нет, вы только подумайте, этот страшный старик сделал мне предложение, затем моей сестре, а потом предпочел ее! Марию, мою младшую сестру! Глупое дитя, у которого нет ничего, кроме ее хорошенького личика! Это она-то стоит десятка таких, как я, по оценке моего родного брата?
В приемной без объявления появляется Джон Драммонд в сопровождении своего внука, моего резчика Арчибальда. Я продолжаю метаться по комнате, а мои фрейлины – пугливо стоять вдоль стен, стараясь не попадаться мне на пути. Судя по всему, одна из них, испугавшись моей вспышки ярости, выскользнула из комнаты, чтобы позвать Драммонда. Он бросает на меня один-единственный взгляд и кивком отправляет моих фрейлин вон. Они слушаются его и с явным облегчением покидают мое присутствие, понимают, что только эти двое крепких мужчин способны выдержать мои проклятья.
– Что случилось, ваше величество? – мягко спрашивает Джон Драммонд. – Как я понимаю, из Англии пришли дурные вести?
– Они смеют… Они позорят себя!.. А я… – У меня срывается голос. Я резко разворачиваюсь и успеваю заметить едва заметное движение руки, словно пастух отдает команду хорошо выдрессированной овчарке, чтобы ты обогнула стадо и начала собирать его в загон. Ард делает шаг вперед, и я перевожу взгляд на его исполненное сочувствия лицо.
– Что они сделали с вами? – страстно спрашивает он. – Кто мог вас так расстроить?
– Мой брат! – В это мгновение гнев превратился в жалость к себе, я бросаюсь к нему и внезапно оказываюсь в его объятьях. Его сильные руки обвиваются вокруг меня, а я рыдаю на его груди, обтянутой нарядным камзолом. Он покачивает меня, словно я – обиженный ребенок, гладит мои волосы и шепчет что-то успокаивающее.
– Ард, Ард, они посрамили меня, они всегда, всегда так делают. Они сделали из меня дурочку, они поставили себя выше меня, как всегда! Как всегда! А я надеялась, что теперь буду в безопасности, что я буду хорошей королевой для Шотландии и что помогу…
– Моя дорогая, любовь моя, моя королева, – говорит он, и его слова звучат, как волшебная песня. Он укачивает меня в своих руках, качаясь вместе со мной. – Любимая моя, милая моя, моя драгоценная.
– Правда? – спрашиваю я, потом срываюсь снова: – Как они посмели так поступить со мной! Вместе, сговорившись!
Я слышу, как из-за моей спины доносится звук закрывшейся за Джоном Драммондом двери. Скрежет ключа, поворачивающегося в замке, чтобы оградить нас от чужого вмешательства, я уже почти не замечаю. Ард укачивает меня в своих объятиях, целует мои мокрые от слез веки, дрожащие губы, шею, грудь. Потом он усаживает меня на сиденье на подоконнике, накрывая мои губы своими. Я ощущаю сладость поцелуя, вздрагиваю от его прикосновений, а затем, почти изумляясь себе самой, чувствую, как откидываюсь на сиденье, поднимаю юбки и выгибаюсь навстречу ему. «Арчибальд», – шепчу я, и он овладевает мной и никуда не отпускает. Я слышу собственные всхлипывания, которые постепенно переходят в стоны, а потом в радостный крик. И тогда я вдруг осознаю, что мне нет никакого дела до моего самовлюбленного брата и до тщеславной сестры, Людовика Французского или кого бы то ни было.
Приходская церковь Киннул,
Перт, август 1514
Мы должны пожениться, немедленно. Разумеется, мы должны это сделать. Мы должны пожениться, потому что мною впервые в жизни овладела всепоглощающая страсть, и она придает мне столько сил, что я могу петь, танцевать и летать. Это мое лето. У меня никогда еще не было таких сезонов, чтобы я так полно ощущала себя женщиной, когда наслаждалась в себе всем, от тока крови в моих жилах до тепла собственной кожи. Я влюблена в себя, в свои полные груди, гладкое молодое тело, тепло и влагу, которую источают самые сокровенные его части. Это мое время, никогда еще я не была любима мужчиной сама по себе, а не в качестве залога соглашения между двумя королевствами. Я сама выбрала этого мужчину, этого поразительного, привлекательного, очаровательного, восхитительного мужчину, который дарит мне такое удовольствие, что я просто не могу расстаться с ним ни днем, ни ночью.
Как только я просыпаюсь утром, ощущая томление страсти, я желаю видеть его немедля. Двор уже привык к новому распорядку дня: теперь мы отправляемся на заутреннюю службу очень рано, и он должен непременно стоять возле моего кресла, чтобы я могла видеть его даже тогда, когда мы не можем разговаривать. Пока священник служит мессу, я закрываю глаза, словно в молитве, на самом деле мечтаю о том, как он меня поцелует и как прикоснется ко мне, когда мы останемся наедине. Мне кажется, что у меня жар, так я горю от страсти. Во время завтрака он должен стоять возле меня и нарезать ветчину и холодную говядину, и сейчас я съедаю кусок за куском просто ради того, чтобы он снова склонился надо мной, чтобы подложить мне еще. Иногда его рука касается моего плеча, и когда я поднимаю на него глаза, то замечаю, что он смотрит на мои губы, жаждет поцелуя. Когда мы куда-то выезжаем верхом, его конь обязательно должен идти рядом с моим, и он – единственный человек, с которым я желаю разговаривать. Любого, кто в этот момент ко мне обращается, я воспринимаю как нежелательную помеху, и я с трудом дожидаюсь, пока этот человек не уходит. Мы едем плечо к плечу, так близко, что наши колени соприкасаются и он может протянуть руку и коснуться моей, затянутой в перчатку. Я танцую только с ним и не выношу, когда он приглашает кого-то другого. Когда танец вынуждает нас сменить партнеров и я вижу, как он касается чьей-то руки, я немедленно ощущаю волну неприязни к этой женщине и возмущения от мысли, что она смеет являться к моему двору и привлекать к себе внимание.
Меня больше не интересуют государственные дела, и я даже не читаю письма от лорда Дакра, смеющего читать мне нотации о том, что составляет интересы Англии. Мне нет никакого дела до Екатерины и того, как протекает ее беременность, до Марии и ее помолвки. Скорее о ней и о том, как она опозорила данное ею слово, я вообще слышать не хочу. Они далеко, и им нет никакого дела до меня, так зачем же мне беспокоить себя их заботами? Я забываю о совете лордов, о своем королевстве, даже о моих мальчиках, подчиняя все одному сжигающему меня желанию: быть с ним.