Читать книгу «Сборник "Тюдоры". Компиляция. Книги 1-8» онлайн.
Донья Эльвира приказала принести из кухни огромный котел, в котором ошпаривали мясные туши, велела трем поварятам хорошенько его вымыть, выстелить изнутри льняными простынями и до краев наполнить горячей водой, в которую бросила розовых лепестков и влила розового масла, привезенного с собой из Испании. Любовно она наблюдала за тем, как Каталине моют длинные белые ноги, подрезают и подтачивают ноготки, чистят зубы и наконец трижды ополаскивают волосы. Раз за разом ошеломленные английские горничные неслись к дверям, чтобы принять от избегавшихся пажей еще один кувшин с кипятком и опрокинуть его в самодельную ванну, дабы не позволить воде остыть.
— Если б у нас была баня, как подобает! — горевала донья Эльвира. — С водопроводом, бассейном и чистым мраморным полом! С горячей водой всегда наготове и ванной, куда вы могли сесть. Уж мы бы вас потерли как следует!
— Не ворчите, — сонно пробормотала Каталина, выбираясь из ванны с помощью служанок, которые затем промокнули ей тело согретыми и надушенными полотенцами, а одна, отжав воду с ее волос, осторожно обернула их красным шелком, пропитанным маслом, чтобы усилить их блеск и цвет.
— Ваша матушка была бы довольна, — сказала донья Эльвира, провожая инфанту к гардеробной, где ее, слой за слоем, начали одевать в сорочки и платья. — Затяни шнуровку потуже, девушка, юбка должна лечь ровно. Это день ее величества Изабеллы, так же как и ваш, Каталина. Она сказала, вы должны выйти за него, чего б это ей ни стоило.
Да, но матушка заплатила не самую высокую цену. Я знаю, они купили мне эту свадьбу за огромный куш в виде моего приданого и провели изнурительно долгие переговоры, а я претерпела самый ужасный вояж, какой только можно себе вообразить, да, но есть ведь и другая цена, которую приходится заплатить, верно? О цене этой не принято говорить, но мысль о ней не отпускает меня сегодня, как не отпускала во время путешествия посуху и по воде с тех самых пор, как я впервые о ней узнала.
Был один человек, лишь двадцати четырех лет от роду, Эдуард Плантагенет, граф Уорик, герцог Кларенс, сын английских королей, у которого, если уж говорить начистоту, было побольше оснований претендовать на престол, чем у моего свекра. Он был принц, племянник короля, королевской крови. Уорик не совершал преступлений, не сделал ничего плохого, но его арестовали — ради меня, заточили в Тауэр — ради меня и, наконец, убили, обезглавили на плахе — и тоже ради меня, чтобы мои родители были уверены: на трон, который мне куплен, других претендентов нет.
Отец самолично заявил королю Генриху, что не отошлет меня в Англию, пока граф Уорик жив, и потому я не что иное, как сама Смерть, с косой и песочными часами. Когда родители приказывали готовить корабль, который повезет меня в Англию, Уорик был уже покойником.
Говорят, он был страшно наивен и даже не понимал, что находится под арестом, — думал, в Тауэре его поселили, чтобы оказать почести. Ведь он был последним из Плантагенетов по мужской линии, а Тауэр не только тюрьма, но и королевский дворец. Когда арестовали одного ловкача, который выдавал себя за принца крови, и посадили его в комнату по соседству с беднягой Уориком, тот подумал, что это для того, чтоб ему было веселей. Когда же ловкач предложил ему бежать, несчастный решил, что это отличная мысль и, по невинности своей, толковал о своих планах на сей счет так, что услышала стража. Это использовали как предлог, чтобы выдвинуть против него обвинение в измене. Потом его обезглавили, и никто не выступил в его защиту.
Стране нужен мир и власть короля, права которого не вызывают сомнений. Королевские подданные лишь плечами пожмут, услышав, что тот или иной претендент мертв. От меня ждут, что и я отзовусь так же. Конечно, я не буду рыдать, как маленькая, на людях. И ни с кем не поделюсь своими мыслями. Однако однажды вечером, когда солнце село, оставив мир прохладным и благоуханным, я шла, скрывшись от всех в садах Альгамбры, вдоль длинного канала, до краев наполненного тихой водой, и думала: нет, никогда больше не смогу я гулять в тени деревьев и наслаждаться шелестом листвы, не вспоминая об Эдуарде, графе Уорике, — ведь казнили его ради меня, чтобы я прожила жизнь в богатстве и роскоши. И я молилась: Боже, прости мне смерть невинного человека…
Мои отец и мать объединили Кастилию и Арагон и вдоль-поперек проехали всю Испанию, дабы справедливость торжествовала в каждой деревне, в самой убогой из хижин, чтобы никакому испанцу не угрожало по чьей-то прихоти умереть. Даже самый могущественный сеньор не вправе убить крестьянина: сначала должен быть суд. Но когда дело коснулось меня и Англии, они забыли обо всем. Они забыли, что мы живем во дворце, по стенам которого вьется надпись, приглашающая: «Войди и спроси. Не бойся искать справедливости, ибо здесь ты найдешь ее». Просто написали королю Генриху, что не отошлют меня, пока Уорик жив, и тут же, по их желанию, его убили.
И порой, позабыв, что я инфанта Испанская и принцесса Уэльская, оставшись просто девочкой Каталиной, я по-детски спрашиваю себя, не сделала ли моя могущественная мать ужасной ошибки? Не переступила ли она границ, выполняя Господню волю? Ибо может ли свадьба эта, окропленная кровью, стать началом доброго брака? Разве не должна она, как ночь следует за закатом, обратиться кровавой трагедией? Будем ли мы с Артуром счастливы, когда счастье наше куплено такой ценой? И если все-таки будем, не будет ли оно, это наше счастье, греховным?
Принц Гарри, десятилетний герцог Йоркский, до того гордый своим нарядом из белой парчи, что едва замечал Каталину, пока они шли к западным дверям собора Святого Павла, у храма к ней повернулся и посмотрел ей в лицо, прикрытое белым кружевом мантильи. От главного входа собора к алтарю вел помост длиной шестьсот церемониальных шагов. Устланный красной тканью, прибитой золотыми гвоздиками, он был поднят на высоту человеческого роста — на радость лондонцам, собравшимся поглазеть на свадьбу. Перед алтарем стоял бледный от волнения принц Артур.
Каталина улыбнулась мальчику. Гарри восторженно засиял в ответ. Ее рука твердо, не дрожа, лежала в его ладони. Он помедлил в дверном проеме, пока каждый из тех, кто заполнил огромный собор, не понял, что невеста готова начать свое торжественное шествие к жениху. Наступила тишина, и вот тут, в точно рассчитанный, почти театральный момент, они шагнули вперед.
Ступая по помосту, выстроенному по приказу короля Генриха, чтобы всем было видно, как испанский цветок сочетается браком с розой Англии, Каталина с каждым своим шагом слышала шепот, клубящийся вокруг нее. Принц Артур, повернувшийся ей навстречу, на мгновение был ослеплен злостью — его брат вел Каталину так, словно это он сам жених, словно это он тут главный, словно это на него тут все пришли посмотреть.
Наконец они приблизились к алтарю, и Гарри пусть неохотно, но пришлось отступить, а жених и невеста предстали перед архиепископом и вместе преклонили колени, опустившись на расшитые специально для свадьбы подушечки из белой парчи.
«Вот уж не было на свете пары более женатой, чем эта, — с тоской размышлял Генрих VII, стоя между женой и матерью в королевском ряду. — Ее родители доверяли мне не больше, чем скорпиону, а уж отец, по мне, так всегда был почти что мавр и сущий барышник. Девять раз мы обручали детей. Девять раз! Такой брак ничем не разрушишь. И отец ее теперь не отвертится, даже если б и передумал. Этот брак мне защита от Франции, одна мысль о нашем союзе заставит Францию заключить со мной мир, а сейчас нет ничего важнее, чем мир…»
Он покосился на жену. Со слезами на глазах смотрела она, как архиепископ соединяет руки сына и его невесты. Лицо жены, прекрасное и взволнованное, не пробудило никаких чувств в короле. Кто знает, какие мысли кроются за этой красивой маской? О чем она думает? О своем собственном браке, союзе Йорка и Ланкастера? Или же о человеке, которого предпочла бы в мужья? Король насупился. Нет, жену в расчет брать нельзя. Он давно уже взял за правило вовсе не принимать ее во внимание.
Чуть выше королевы Елизаветы с каменным лицом стояла его мать, Маргарита Бофор. Она смотрела на молодую пару с улыбкой в глазах. Это триумф Англии, триумф ее сына, но прежде всего и в первую очередь это ее триумф, ведь именно она, Маргарита, вытащила происходящее от бастарда семейство[1] из забвения, она бросила вызов Йоркам, она победила правящего короля, она вопреки всем обстоятельствам захватила трон Англии. Это она придумала в нужный момент вернуть сына из Франции, чтобы он потребовал для себя трон. Это ее союзники дали ему войско. Это она разработала план битвы при Босуорте, в которой узурпатор Ричард потерпел поражение. Победу в той битве она праздновала каждый день своей жизни. А брак, который они сейчас заключают, есть кульминация всей ее долгой борьбы за власть. Новобрачная принесет ей внука, короля Англии, испанских и тюдоровских корней, а тот родит сына, а тот — своего. Так будет заложена великая династия Тюдоров.
Каталина повторяла слова брачного обета, чувствуя холод кольца на своем пальце. Подчиняясь приказу, как во сне повернула голову к молодому мужу и приняла его нежаркий поцелуй. А когда шла назад по этому нелепому помосту, видя улыбающиеся лица от своих ног направо и налево — до самых стен собора все лица и лица, — стала понимать, что дело сделано, все позади. И когда они ступили из прохладной темноты кафедрального собора на яркое зимнее солнце и услышали рев толпы, выкрикивающей их имена, имена принца и принцессы Уэльских, она осознала, что целиком и полностью выполнила свой долг. С раннего детства она была обещана Артуру, и сейчас наконец они женаты. С трехлетнего возраста именуемая принцессой Уэльской, она наконец-то законно обрела это имя, заняла свое место в мире. Каталина улыбнулась, и толпа, довольная дармовым вином, красотой молоденькой принцессы и обещанием прочного мира, разразилась приветственными криками.
Они стали мужем и женой, но за весь день обменялись лишь парой слов. Состоялся официальный обед, и, хотя они сидели бок о бок, говорить было некогда: то и дело провозглашались тосты, произносились речи, звучала музыка. После длинной трапезы в несколько перемен последовал дивертисмент: выступления поэтов и певцов, представление живых картин. В Англии еще не бывало, чтобы свадьба стоила таких денег. Празднество было грандиозней, чем свадьба самого короля и даже чем его коронация. Таким образом, провозглашалось нечто новое для английского королевства, а именно что брак между молодым Тюдором и испанской принцессой — одно из важнейших событий нового времени. Две новые династии заявляли о себе этим союзом: Фердинанд с Изабеллой, ковавшие новую страну из мавританской Андалузии, и Тюдоры, подмявшие под себя Англию.
Музыканты заиграли испанские танцы. Королева Елизавета по кивку свекрови наклонилась и тихо сказала Каталине:
— Ты доставишь всем огромное удовольствие, если станцуешь для нас.
Каталина, сдержанная и невозмутимая, встала с места и направилась в центр зала, где уже собрались ее дамы. Они встали в круг и взялись за руки. Снова танцевали павану, которую Генрих уже видел в Догмерсфилде, и снова, сузив глаза, он смотрел на невестку. Без сомнения, она самая соблазнительная женщина в этом зале. Жаль, что сынок Артур не сумеет открыть для нее радости, которые кроются меж простынями. Если позволить им уехать в замок Ладлоу-Касл, она умрет там с тоски, станет холодной и безразличной. С другой стороны, если оставить при дворе, она будет радовать его взор, украшать двор. А он сможет смотреть, как она танцует. Он тяжело вздохнул. Пожалуй, духу не хватит…
— Очаровательна, — заметила королева.
— Будем надеяться… — кисло сказал король.
— Милорд?
— Да нет, ничего. Ты права, в самом деле очаровательна. И на вид будто здорова. А как ты думаешь?
— Вполне здорова, и ее мать уверяла меня, что она регулярна в своих привычках.
— Да уж эта дама скажет что угодно, — кивнул он.
— Ну что ты! Она не стала бы вводить нас в заблуждение! Да еще в деле такой важности!
[1] Маргарита Бофор — внучка внебрачного, но впоследствии узаконенного сына основателя дома Ланкастеров, Джона Гонта. Вышла замуж за Эдмунда Тюдора, графа Ричмонда. В 14 лет, через несколько месяцев после смерти мужа, родила единственного ребенка — будущего Генриха VII. В это время уже шла Война Алой и Белой розы. Овдовевшая графиня Ричмонд еще дважды выходила замуж за видных сторонников дома Ланкастеров, второй из них, Джон Стенли, впоследствии помог пасынку, изменив Ричарду III в битве при Босуорте. (Здесь и далее примеч. переводчика.)