— А потом, полагаю, ты захочешь еще одного ребенка! — с наигранно утомленным видом шучу я.
— Еще бы! — хохочет он.
Он целует меня на ночь, желает счастливого Нового года, потайной дверцей уходит в свои комнаты, а оттуда — на пир. Я велю принести мне горячей воды, которую продолжаю пить по совету мавра, а потом сажусь перед камином и шью крошечное платьице для моего малыша, а Мария де Салинас между тем читает мне вслух по-испански.
Внезапно мой живот будто переворачивается, а сама я стремительно лечу с огромной высоты. Боль такая ужасная, до того непохожая на то, что я испытывала раньше, что шитье валится у меня из рук, я цепляюсь за ручки кресла и вскрикиваю, не в силах вымолвить слово. Сразу ясно, что начались роды. А я-то боялась, что не сумею понять, когда это начнется. Меня переполняет радость и священный ужас. Я знаю, что дитя просится наружу, что я молода и что все будет прекрасно.
Тут же поднимается суматоха. Миледи матушка короля в своей Королевской книге постановила, чтобы роды проходили строго по расписанию, размеренно и спокойно. К примеру, для ребенка должна быть приготовлена колыбель, а для роженицы две кровати: одна — чтобы в ней рожать, а вторая — чтобы потом отдыхать. Однако в реальной жизни сразу начинается беготня, шум, все бегают, как заполошные куры в загоне. Срочно вызвали повитух, которые отправились праздновать Новый год, держа меж собой пари, что не понадобятся в канун Нового года. Одна из них успела хорошенько выпить, и Мария прогоняет ее из комнаты, пока она что-нибудь не разбила. Лекаря никак не удается найти, и по всему дворцу бегают пажи, пытаясь его отыскать.
Полное спокойствие духа сохраняют только трое: леди Маргарет Пол, Мария де Салинас и я. Мария — потому что она спокойна по природе, леди Маргарет — потому что полна уверенности в благополучном исходе, а я — потому что чувствую: ничто не остановит этого ребенка от появления на свет, так что можно держать веревку в одной руке, реликварий Святой Девы — в другой, остановить взгляд на маленьком алтаре, устроенном в углу комнаты, и молить святую Маргариту Антиохийскую о скором разрешении от бремени и здоровом младенце.
Трудно поверить, но мы управились меньше чем за шесть часов — хотя один из этих часов, мне показалось, длился по меньшей мере с день, — затем что-то хлынуло, выскользнуло, и повитуха пробормотала себе под нос: «Хвала Господу!» А потом раздался громкий сердитый плач, почти вопль, и я поняла — это голос моего младенца.
— Мальчик, слава Богу, мальчик! — провозглашает повитуха.
— Правда? — не верю я. — Покажите!
Они перерезали пуповину и показали его мне, все еще голенького, еще окровавленного, с маленьким, разверстым в крике ртом, зажмуренными в гневе глазами. Сын Генриха.
— Мой сын, — шепчу я.
— Сын Англии, — говорит повитуха. — Благослови его Бог!
Я наклоняюсь лицом к его теплой, еще липкой головке и обнюхиваю его, как кошка обнюхивает своих котят.
— Это наш мальчик, — шепчу я Артуру, который сейчас так близок ко мне, словно вплотную стоит за спиной и смотрит через мое плечо на это маленькое чудо, а оно поворачивает головку и слепо тыкается мне в грудь. — Артур, любовь моя, это мальчик, которого я обещала тебе и Англии. Это наш сын, и он будет королем.
1 января 1512 года
Вся Англия возликовала, когда разнесся слух, что в новогоднюю ночь родился мальчик. Его сразу назвали принцем Генрихом, об ином имени нечего было и думать. На городских улицах жгли костры, жарили быков и напивались до беспамятства. В селах били в колокола и вскрывали бочки с церковным вином, чтобы выпить за здоровье наследника Тюдоров, мальчика, который сохранит в Англии мир, укрепит союз с Испанией, защитит наши границы от всех врагов и победит шотландцев сразу и навсегда.
Нарушив все правила, на цыпочках Генрих явился посмотреть на своего сына. Нагнулся над колыбелью, боясь дышать.
— Какой маленький! Как это возможно — быть таким крошечным?
— Повитуха говорит, он крупный и сильный! — бросилась на защиту малыша Екатерина.
— Конечно, ей видней… Но посмотри, какие у него пальчики! И ноготки! Ты видела? У него ноготки!
— И на ножках тоже, — гордо сообщила молодая мать. Они стояли бок о бок и дивились на чудо, которое сотворили. — У него пухлые ножки с невероятно маленькими пальчиками.
— Покажи, — сказал он.
Она нежно стянула крошечные шелковые пинетки с ног младенца.
— Вот. Посмотрел? А теперь я надену их снова, пока он не простудился.
Генрих осторожно коснулся крошечной ножки.
— Мой сын, — благоговейно сказал он. — Благодарение Господу, у нас сын!
Я лежу в кровати, как велела миледи Бофор в своей Королевской книге, и принимаю гостей. Приходится скрывать улыбку, когда я вспоминаю, как рожала меня матушка: во время военной кампании, в палатке, как солдатская девка. Но в Англии так не принято, а я теперь английская королева, а мое дитя в свой час станет королем Англии.
Никогда в жизни не знала я такой чистой радости. Задремав, я просыпаюсь с сердцем, полным восторга, и даже не сразу могу сказать, что тому причиной, а потом вспоминаю: у меня сын! И тогда я улыбаюсь, поворачиваю голову, и та, что сидит рядом, отвечает на мой вопрос прежде, чем я успеваю его задать:
— Да-да, дитя здорово, ваше величество.
Генрих очень заботлив, раз двадцать на дню заходит нас навестить и рассказать о том, какие он сделал распоряжения. У малыша теперь свита человек в сорок, не меньше, и ему уже выделены апартаменты в Вестминстерском дворце — там он будет жить, когда вырастет настолько, что сможет заниматься государственными делами. Я улыбаюсь, но ничего не говорю. Еще Генрих готовит самые торжественные крестины за всю историю Англии. Все самое лучшее для будущего Генриха IX! Порой, сидя в постели, вся обложенная подушками, я вовсе не пишу письма, как все думают, а рисую его монограммы. Генрих IX, король Англии.