— Главное, запомни, короли не знают слова «нет», они, как всякая власть, не терпят отказа…
Расскажи мне свой секрет
Лекс бежал по дворцу без оглядки. Неужели все напрасно? Было почему-то страшно. Если бы Кирель наорал на него, топал ногами, обвинял, то это было бы понятно, но старый интриган просто отмахнулся, как от мелочи, от того, что на самом деле заботило Лекса, и подкинул настоящую головную боль. Тили-мили, сволочь косолапая…
Рыжик понял, что совершенно заблудился, да и бегать по дворцу как курица, которой отрубили голову, тоже не дело. Лекс нырнул в нишу и дернул шнур, который удерживал штору. Белое длинное полотнище развернулось и отрезало рыжика от любопытных глаз. Лекс прижался лбом к холодной мраморной стене и попытался отдышаться. Надо взять себя в руки и подумать спокойно. Не бывает безвыходных ситуаций! Вскоре дыхание выровнялось, а босые ноги стали подмерзать на ледяном полу.
Лекс отодвинул штору и попытался сориентироваться, где здесь выход и куда идти. Но невдалеке стоял монах и держал сандалии Лекса. Увидев, что тот вышел из своего укрытия, монах подошел ближе и молча поставил перед ним сандалии. А потом так же молча опустился на колени и помог избранному обуться. Застегнув последний ремешок, монах молча встал и замер перед растерянным рыжиком.
— Я не помню, где здесь выход, — промямлил рыжик.
Монах молча кивнул и жестом предложил следовать за ним. Лекс пошел без всяких сомнений. Монахи — это люди Киреля, а значит, им можно доверять. Они попетляли среди колонн и залов, и вскоре вышли к парадной лестнице. Там Лекса уже дожидались чернокожие носильщики и паланкин Киреля. Лексу хотелось пройтись, чтобы подумать, но на улице начинало темнеть и хотелось скорее оказаться в тишине и спокойствии родного дома. Поэтому Лекс без возражений забрался в транспорт и постарался выглядеть безмятежно.
Когда Лекс оказался у ворот, то ему навстречу попался лекарь, он воровато оглядывался по сторонам, и помимо сумки со своими инструментами, нес еще корзинку, в которой лежало что-то, плотно завернутое в ткань. Лекс проводил его взглядом, но окликать не решился. Лучше поговорить с Тиро.
Когда он выполз из паланкина во дворе дома, то остро ощутил, как в его жизни что-то незримо изменилось. Вроде, все, как было перед отъездом, но кузня уже не манила, и все мысли о стекле и зеркалах будто ветром выдуло. За спиной как будто тикали незримые часы, а сам Лекс обнаружил у себя под ногами пропасть. И как только часы перестанут тикать, его подтолкнут в спину туда, где клубится серый и непонятный туман. Лекс передернул плечами и постарался унять расшалившееся воображение. Еще ничего не ясно, не может быть, чтобы ситуация была настолько патовой. Надо взять себя в руки и рассмотреть ситуацию со всех сторон, выход обязательно найдется, он всегда находится!
Рарх вышел во двор встретить друга, но Лекс махнул рукой, что они поговорят позже. Он направился в дом и поймал себя на мысли, что никогда не заходит через парадный вход для господ, а всегда через кухню, как слуги. На кухне ожидаемо сидел Тиро и делал записи в книге, наверное, записывал траты по хозяйству. Увидев рыжика, он удивленно поднял брови.
— Я не ждал тебя так рано. Я думал, ты будешь ближе к утру или вообще останешься там ночевать. Неужели так быстро наигрались? Или случилось что? Да на тебе лица нет! Кто тебя расстроил?
— От ужина осталось что-нибудь? — Лекс зябко повел плечами, меняя тему, — сейчас переоденусь и приду. Голодный, как ящер.
Тиро только кивнул головой и стал собирать свои бумажки и письменные принадлежности. Лекс нацепил на себя простую тунику и даже не озадачился надеть штаны и перепоясаться. Все равно в доме до утра будут только Тиро и мальчишки. Тиро сам поставил на стол несколько мисок с ароматной едой и миску с разными фруктами. Все-таки, завтра свадьба в доме и, конечно же, девушки наготовили всего впрок. Лекс без разговоров набросился на еду. В прошлой жизни он был более воздержан в пище, опасаясь набрать лишнего жирку, который потом придется сгонять на тренажерах. Но в этом теле любая еда в него проваливалась, как в пропасть.
Пропасть… настроение сразу упало и аппетит пропал. Лекс вздохнул и отодвинул от себя миски и надкусанную лепешку. Тиро только еще больше обеспокоился. Рыжик был сам на себя не похож, как будто Кирель с ним не в шахматы играл, а фамильные привидения вызывал для знакомства.
— Что случилось? — Тиро поставил перед пареньком кувшин с соком и уселся напротив, — расскажи, что случилось, тебе самому легче будет.
— Хм, — Лекс прищурился, — ты хочешь знать мои тайны, а я твои. Давай меняться! Ты отвечаешь на мои вопросы, а я на твои. Это будет честно. — Тиро только тихо засмеялся в ответ и кивнул головой. Рыжик сразу приободрился, — тогда я первый задаю вопрос! Это ведь я предложил!
Тиро опять засмеялся и положил руки на стол, готовясь к длительным разговорам. Лекс пожевал лепешку и прикинул, что хотел бы узнать в первую очередь.
— Милка сбросила яйцо, как я понимаю, — Лекс видел, как Тиро обреченно вздохнул и кивнул головой, — я только не понимаю, почему и к чему вся эта секретность. Лекарь выходил из дома как воришка, и в корзине унес яйцо?
— Да, — Тиро кивнул головой, подтверждая, что все так и есть, но рыжик показал жестом, что ждет пояснений, и поэтому, еще раз вздохнув, продолжил, — каждый муж хочет быть уверен, что воспитывает собственных детей. Поэтому Милка должна была избавиться от плодного яйца, она в этом доме шестой год, она дольше всех остальных девушек задержалась, и это ее второе яйцо. Первое было, потому что время пришло, а сейчас потому, что уходит к мужу. Милка ведь рабыня, а они, как ты понимаешь, днем по хозяйству, а ночью в казарме. Специально покупаю на рынке рабынь крепких телом и с характером, чтобы не рыдала по углам и руки на себя не наложила, после того… как ты понимаешь… — Тиро виновато потер шею, а потом продолжил, — …был у нас случай в самом начале. Выбрал молодку, такую, кровь с молоком, и хозяин ее нахваливал, говорил, что по хозяйству все может и здоровьем крепкая. Ну, я ее и купил, привел в дом. Да, готовить она умела. А от раненых нос воротила, мол, крови боится. Ну, думаю, ладно, обвыкнется и все наладится. А ночью в казарму когда шла, думала, ей там спать дадут. А она такая была кругленькая вся, как подушечка мягонькая, днем ходила, попой вертела, все на нее слюни пускали, а ночью ребята ее и попробовали по разу. Она все утро проревела, а потом, пока все обедали, она в саду на дереве повесилась, дурёха. Оказалось, ее отец продал, чтобы с долгами рассчитаться, думал попозже выкупить, а тут такое…
— Что тебе за это было? — Лекс нахмурился, — ну за то, что девушка того…
— Она не девушка была в этом доме, а рабыня, — Тиро недовольно нахмурился, — отец видел, кому продает, — Тиро грохнул кулаком по столу, — я по закону мог потребовать у того дурака деньги обратно, за то, что продал некачественный товар! Всего день — и сразу убыток! А я с тех пор покупаю девок из тех, что с пленными приводят. Они по дороге сюда уже всякого говна нахлебаются и поэтому легко ко всему относятся. И потом, у нас не бордель, в конце концов. Воины вначале раненые, за ними смотреть надо, а потом они выздоравливают и у них другие нужды появляются. Так что все понятно с самого начала, и нечего здесь нос морщить! — разозлился Франкенштейн. Лекс сразу примирительно руки поднял, чтобы здоровяк перестал злиться. — А теперь я спрошу. Что во дворце случилось, что ты с таким мертвым лицом пришел? Кирель расстарался или еще кто?
— И Кирель и не Кирель, — вздохнул Лекс, — ко мне король Тили-мили скоро приедет свататься. Кирель предупредил, что королям не отказывают. Поэтому я или с ним уеду, или могу пойти вторым младшим к императору Шарпу. Кирель меня давно соблазнял, чтобы я под него пошел, а сегодня появился весь в такой тоге полупрозрачной, а потом вообще сосок показал, — Лекс сглотнул слюну, — он у него, знаешь, такой красивый, как ягодка. Так бы и съел. Кирель и сам красивый, и член у него небольшой, и как человек он интересный…
Лекс замолчал и задумался. Казалось бы, Кирель действительно, самый лучший вариант из всех возможных. И умный, и обходительный, и на самом деле, красивый. Он был красив и прекрасно понимал, как его внешность влияет на окружающих людей. Он был стильным, сексуальным и умным. Действительно умным и дальновидным стратегом. Рядом с таким человеком было бы интересно жить. Только вот… если бы не Сканд, не его безумные поцелуи… Лекс никогда и никому бы не признался, что ради таких поцелуев был готов простить многое. И туповатость, и агрессивность, и, если быть до конца откровенным перед самим собой, то все это даже по-своему заводило. Хотелось сразу доказать, что он тоже так может, и даже лучше.
А поцелуи эти так вообще за гранью разумного. Стоило только Сканду к нему прикоснуться, как в голове случался небольшой взрыв и просто разжижение мозга. Ничего так не хотелось, как почувствовать этот жар и эйфорию, как первый прыжок с тарзанки, когда ты летишь вниз головой на камни и надеешься, что эта резиновая веревка не оборвётся под твоим весом. А ты падаешь и клянешь себя всеми матами, а потом, когда оказываешься у самого дна ущелья и чуешь носом запах застарелой мочи на камнях от предыдущих прыгунов, и тебя выдергивает вверх, в голове наступает такая блаженная сладость! Ты живой и даже не обоссался от страха! И хотелось прыгнуть опять! Потому что эта эйфория бурлила в крови как шампанское, и мир наполнялся яркими цветами и звуками, и все чувства обострялись до максимума. И ты чувствовал себя всемогущим!
Если бы он не был отравлен этими поцелуями, он, скорее всего, сразу бы согласился на Киреля и его условия. Хотя нет, он бы поторговался, отвоевывая себе место для маневров, но в конце концов все равно сделал бы то, что было бы наиболее выгодно и рационально. Но теперь, испив отравы из горящих губ тупого ящера, он как будто потерял возможность думать рационально. Если и целоваться с мужчиной, так только с тем, от которого просто крышу рвет на мелкие осколки! Лекс потрогал свои губы. О боги, только от одного воспоминания, как все было, дыхание перехватывало, а сердце начинало биться под ребрами, как колокол…
Но от воспоминаний его отвлек Тиро, который ждал ответа.
— Ну, я не понял, а ты-то что? Ну, с Кирелем? Ты с ним целовался что ли?
— Это он меня поцеловал, а я не смог, — Лекс чуть не проболтался, что после Сканда другие поцелуи его не вдохновляют. Но мысленно одернув себя, перевел разговор. — Я боюсь Киреля. На самом деле, у него власти больше, чем у Шарпа. Для начала, он священник, а значит, народ к нему скорее потянется, чем к императору. И монахи у него, это еще тот ларчик с секретом. — Лекс ухмыльнулся, а потом рассказал Тиро, что монахи творили по дороге. — И, самое главное их оружие, это, как ни странно, их обезличенность. Они так похожи один на другого, что ты не знаешь, кто из них боец, а кто просто погулять вышел, и поэтому начинаешь опасаться всякого в рясе и с капюшоном. И кроме этого, из-за того, что они похожи, никто не может их пересчитать, никто не знает, сколько их во дворце — сотня или тысяча? Понимаешь? — Тиро тяжело задумался, он, похоже, не обращал на это внимания, и теперь Лекс спросил, — но ты мне ответь лучше, почему яйцо вынесли тишком?
— Ну, так Сканду детей иметь нельзя, — пожал плечами Тиро, — ни официальных, ни байстрюков. Монахи за этим присматривают. В самом начале, когда только у Сканда дом появился, монахи объявили благоприятные дни и тогда несколько рабынь подошли к хозяину с просьбой отложить яйцо, чтобы выгреть по ребенку. Сканд разрешил. Теплую комнату прогрели, и рабыни там устроились, а через месяц в дом зашли монахи и вырезали всех малышей. Сканд и за оружие хватался, и орал, что это не его дети. Но с капюшонами спорить бесполезно. Вердикт простой: «в твоем доме детей не будет, и не надо пытаться обмануть, выдать своего за чужого».