А Лекс плыл по волнам возбуждения, легко как перышко. В голове было пусто, как во время медитации, а тело полно истомой, как сладостным сиропом, не хотелось двигаться, чтобы не расплескать эту сладость. И только слова Сканда дрейфовали на границе сознания, сталкиваясь и кружа в восхитительной неге, как невесомые снежинки. Здоровяк умудрялся страстно шептать, перемежая поцелуи словами — «люблю», «нежный», «сладкий», «мальчик мой», «ящерка моя ласковая». Что-то зацепилось за сознание Лекса, как за струну, тихо звякнув опасностью. Ящерка, голубое бездонное небо с кружащими в высоте птеродактилями, горячий песок арены, Гаури, облизывающий розовые губы острым, как бритва, язычком, «Поиграем?», расширенные зрачки Пушана. Лекс за волосы оторвал от себя Сканда и посмотрел в его расширенные зрачки.
Сканд и не понял, почему вдруг рыжик напрягся и стал вырываться. По его телу от страха даже потом прошибло.
— Что случилось? — Сканд с недоумением смотрел, как опадает и сморщивается член у рыжика, а ведь секунду назад он, казалось, скоро кончит, — чего ты так испугался?
— Отпусти! — Лекса аж трясло от ужаса, он сам не понял, чего так испугался, — отпусти меня!
— Что случилось? — Сканд поднялся, позволяя рыжику спрыгнуть с кровати и с недоумением наблюдал, как тот выворачивает тунику дрожащими руками, — я не отпущу тебя, пока ты не успокоишься и не объяснишь, в чем дело, — Сканд схватил Лекса за плечи и слегка тряхнул, приводя в чувство.
— Я никогда не буду твоей ящеркой! — выдал рыжик и, вырвавшись, отбежал в дальний угол, приготовившись к бою, — даже не рассчитывай, что я позволю так с собой поступить! Это злобная игра, и я не согласен на нее! Никогда!!
— О какой игре идет речь? — Сканд нахмурился, — я с тобой не играю и очень серьезен. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был моим.
— Твоей игрушкой? «Ящеркой»? Кто в здравом уме согласится на подобное?
— Какой игрушкой? — тряхнул головой Сканд и нахмурился, — мужем, или любовником, если ты не хочешь серьезных отношений. Выбирай сам. О какой игре вообще идет речь?
— Ящерка — это такая игра, когда младшему отрубают руки и ноги, а потом играют, как с беспомощным ребенком, кормят с рук, купают, носят на руках.
— Какая гадость, — Сканд поморщился и передёрнул плечами, — где ты такое услышал?
— Гаури предложил Пушану, и тот согласился. Или ты думаешь, я прыгнул на арену просто потому, что мне жить надоело? Но лучше сдохнуть, чем быть беспомощной ящеркой, особенно когда можно «натягивать ее на свой член, а она обрубочками будет в воздухе размахивать!» — Лекс произнес фразу жеманным тоном, как обычно разговаривал Гаури. — Ни за что!
— Ты что-то не понял… — Сканд потряс головой, отмахиваясь от такого видения, — нет, мой брат не такой, он добрый и умный, а еще милосердный и заботливый. Из него выйдет хороший император! Он достойный наследник отцу! И не смей на него наговаривать гадости!
— Этот добрый и милосердный избил меня, прежде, чем изнасиловать самым грубым образом. Или, ты думал, почему я чуть не умер? — Лекс наконец смог вывернуть тунику и влезть в нее, — ты же видел, что со мной было!
— Это у тебя было от нервов, когда ты понял, что ты теперь раб и младшим мужем тебе уже не быть! — Сканд зло ощерился, — зачем ему бить такую малявку? А насиловать? Кого? Ты же младший! Ты сам…
Лекс сам не понял, как успел подскочить и влепить ему оплеуху от всей души.
— Напомни мне хотя бы один случай, когда я флиртовал с другими и делал хоть кому-нибудь намеки подобного толка? Или я был в гареме твоего святого братца? Я был рабом, но не подстилкой!
Лексу стало так больно, как будто это его ударили, он вдруг расплакался, и от этого стало еще хуже. Он быстро стал стирать слезы с щек и постарался выглядеть гордо, но только слезы текли и текли, и горло сжало спазмом, не позволяя ровно дышать.
— Мне жаль, что ты так обо мне думаешь, — Лекс постарался вздохнуть, но получилось только всхлипнуть, — мне лучше уйти.
Лекс сделал два шага к двери, но Сканд успел раньше. Он зажал дверь своим телом, не позволяя уйти. На его щеке отпечаталась пятерня рыжика, и от этого он выглядел еще злее.
— Пусти меня. Дай мне уйти, — Лекс подергал ручку двери, — мне вообще лучше уехать домой, пока я опять с кем-нибудь не разругался. Разреши мне уехать домой, Сканд, я здесь уже не нужен.
— И куда ты поедешь? — Сканд и не думал шевелиться, — домой, к брату? Соскучился по своему любовничку Лейшану? Хотя Чаречаши и сам будет не против оставить тебя себе. Ты этого хочешь?
Лекс задохнулся от боли. Когда он говорил о доме, то думал о Тиро, Сише, своей кузне и тигелях, о мешках с песком, которые дожидались его возвращения, но похоже, самому Сканду подобная мысль в голову не приходила. Это было больно и обидно. Лекс сжал рот и с остервенением вцепился в дверную ручку. Он так потряс ее, что, казалось, еще немного, и она просто оторвется от двери. Сканд молча отодвинулся, позволяя открыть дверь, и только поморщился, когда Лекс хлопнул ей у него перед носом.
За дверью его дожидались монахи. Они успели заметить и зареванного рыжика и отпечаток ладони на щеке главнокомандующего, но молча пропустили Лекса в его комнату и стали у двери, храня его покой. Лекс упал на кровать и приготовился порыдать, но слезы будто отрезало. Дом. Такое маленькое слово, но такое емкое. Лекс свернулся в бублик и укрылся одеялом, ни видеть, ни слышать никого не хотелось. Даже аппетит пропал. В груди как будто открылась большая воронка, и туда падали все слова, и звуки, и желания.
За дверью раздался шум, но Лекс даже не пошевелился, ему казалось, что даже начнись сейчас пожар, он не сдвинется с места. Ничего не хотелось. Позже дверь тихо приоткрылась. Лекс слышал, как в комнату тихо зашел монах, он принес светильник и тарелку с едой. Но Лекс даже не повернулся. Ему было все равно.
— Сканд велел передать, что завтра на рассвете приедет отряд, чтобы сопровождать вас, куда вы прикажете, — прошелестел монах, — каковы будут ваши распоряжения?
Лекс повернулся и посмотрел в темень капюшона.
— Моя коричневая туника и штаны высохли? — Лекс увидел, как капюшон кивнул, — хорошо. Надо два мешка, чтобы пересыпать в них оставшиеся драгоценности. Сундук тащить я не собираюсь. Завтра с утра отправляемся домой. Разбудите меня на рассвете и будьте сами готовы в дорогу.
Монах опять кивнул, как показалось рыжику, с сочувствием, и выскользнул за дверь. Лекс отвернулся от еды, внутри все болело, как будто его качественно отпинали. Домой… а где его дом?
Домашние дела