Читать книгу «Саламандра (СИ)» онлайн.
А потом еще гадости против Бэла, который сын-брат для каждой женщины? Эх-х, не подумал об этом Люциус. Это тебе не патриция какого-нибудь гнобить и ноги вытирать, плебеям на их войны наплевать, по большому счету, или позубоскалить, но тут патриций замахнулся на святое для каждой матери — на родного ребенка, пусть и не признанного, но от этого еще сильнее любимого… а каждая женщина, она кто? Жена, и она-то уж сможет донести до своего мужа боль и негодование своего сердца.
Да и мужчины тоже в стороне не останутся. Он ведь на мужа военного слово плохое сказал! В чести его усомнился! А все помнят, как Бэл Тургула в корзине из старого города вынес. Его бы добили из милосердия, а он выходил, как самый преданный младший — опора и надежда каждого старшего! А кто у нас мастеровые лавки держит? Правильно — ветераны! И не важно, что многие только по разу контракт подписывали, только бы денег собрать на ученичество, но если ты в латах ходил и кровью врагов умылся, то это будет с тобой навсегда! Так что, люди Люциуса в столице не скоро что-либо путное купить смогут. И на базаре им цены будут поднимать вдвое, чем остальным. Да и камень через забор кинуть могут. Но я думаю, что Люциус и сам не дурак, сбежит отсиживаться в имении, пока люди успокоятся или отыграются на других его прихлебателях. Да сейчас, начнись пожар в его доме, пожарные и торопиться не будут, пока угольки от его дома не останутся!
Тиро довольно засмеялся, а Лекс задумался. Нет, он, конечно, подумывал заручиться поддержкой плебса в своих начинаниях, и понимал, что аристократы попробуют высказаться против, но вот так, чтобы весь город встал против его врагов? Нет, об этом не думалось совершенно, это, пожалуй, даже слишком… тут впору людей придержать, чтобы они не решили камнями закидать гаденыша, а то военным придется вмешаться, и как бы они ни поддерживали своих, но закон аристократа скорее защитит, просто из страха, как бы и им не досталось, а это уже беда…
Пока Лекс кусал губы в тяжких раздумьях, калитка открылась, и во двор влетел уставший Сканд на Шу. Генерал сам стал расседлывать взволнованного ящера, торопясь отправить его к яйцам. К тому времени, как до него доковылял Тиро, седло и попоны валялись на земле, а Сканд закрывал двери в стойле, откуда неслось довольное шипение Шу. Тот, видно, удостоверился, что с яйцами все в порядке, и теперь успокаивался.
— Шу можно сегодня не кормить, — Сканд приобнял Лекса и поцеловал в висок, — он перед дорогой домой так наелся, что вначале еле ногами передвигал от обжорства, только напоить, и все на сегодня.
— Как все решили с оставшимися нэсси? — Лекс заглянул в стойло к Шу, тот двигал носом упавшее яйцо и недовольно фыркнул в сторону любопытного человека.
— Монахи помогли, — Сканд махнул рукой подбежавшим слугам, чтобы не совались к Шу с водой, и сам поставил ведро внутрь, — они забрали оставшиеся хвосты и плавники и увезли на своих быстрых ящерах к себе в монастыри. Сегодня до ночи любой сможет срезать и забрать с туш все, что захочет, а утром галеры зацепят крючьями оставшиеся требуху с костями и утащат в море. Рыбы и прочие гады объедят все, что останется, а уж кости потом из моря ныряльщики достанут. Они будут хорошо обчищены для поделок. А уж нырять наши хорошо научились… Так что, сам не ожидал, что все так быстро разрешится. А где все и что это с Аши?
Тиро начал опять рассказывать, что Аши объелся, мальчишки спят, а женщины с детьми до сих пор не вернулись из гостей. К концу рассказа Аши уже встал и отправился в облюбованный угол погадить, мальчишки спускались вниз, потирая заспанные мордашки, а веселые девки вешали над огнем котлы, чтобы варить травяной настой на вечер. Благо, что в доме сегодня хотя бы готовить не надо было.
Тут как раз и женщины с детьми вернулись. Ламиль забрался на колени к Лексу и принялся хвастаться браслетами и яркими ленточками, которые ему завязали в волосы. Женщины принесли корзины с фруктами и охапки цветов. Ламиль раздулся от гордости от таких подарков и счастливо болтал без умолку. Лейшан пришел следом, проконтролировав, чтобы все корзины донесли до дома генерала, и с довольной улыбкой протянул Лексу корзиночку с мелкими темно-синими, почти черными ягодами. Лекс вспомнил, как Чаречаши упоминал о каком-то любимом лакомстве младшего брата, и с улыбкой принял подношение. Ягоды на вид были как мелкие сливы, но на вкус, как переспевшая вишня, только без косточки. Сладко-приторные, с немного винным привкусом.
— У меня несколько изменился вкус, теперь я больше мясо люблю, чем фрукты, — Лекс улыбнулся и отложил корзинку, — но передай Чаречаши, что я очень благодарен, что он помнит обо мне и мои вкусы. Останешься с нами поужинать?
Лейшан с радостью согласился, и Лекс распорядился, чтобы накрыли в атриуме. Женщины расставляли цветы в вазах по всему дому. Девки накрывали столик между трех лежаков. Лекс велел сдвинуть два топчанчика вместе, и Сканд с ухмылочкой улегся на один из них. Ламиль был, хоть и сытым, но несколько возбужденным, и то ластился к Лексу, то начинал прыгать на месте от избытка восторга и впечатлений. Все закончилось тем, что Лекс велел принести деревянную качалку для малыша, и Ламиль, забравшись на игрушку, раскачивался в свое удовольствие. Младшая сестра Оливы пришла с маленькой арфой и, аккомпанируя себе, начала петь что-то про любовь.
Ужин только начался, как в гости пришел Пушан, и ему тоже предложили присоединиться к трапезе. Пока принесли еще топчан, Пушан с интересом наблюдал за Ламилем. Он не был похож на привычного младшего в домах аристократов. Для начала, он был крепеньким и загорелым, а еще, очень подвижным и даже несколько шумным. Для Пушана было привычно, что маленькие младшие, как правило, слабенькие и беленькие, и их больше носят на руках первые годы их жизни. А Ламиль бегал и повизгивал от восторга, когда раскачивался на своем деревянном ящере. Даже сейчас было уже понятно, что Ламиль не будет, как остальные младшие, кротким лапочкой, нежным и слабым, боящимся сказать слово в присутствии мужа. Он был полон азарта и огня, и стал яркой и независимой личностью, похожей на маленького Качшени, который в свое время так пленил наследника.
— Вина или наливки? — Лекс отвлек Пушана от Ламиля, — сегодня город празднует второй день, подъедая, что вчера не успели. Тиро выдал еще вина и оставшуюся наливку, но придержал для дома по паре бочонков. Что тебе предложить?
Пушан растерянно ответил, что ему все равно, а Лейшан, ревниво сверкая глазами, решил отвлечь наследника от красивого младшего, уже обещанного его господину. Разговор коснулся нового закона, который вынесли на обсуждение в Сенат. Лекс сразу насторожил ушки. Тиро ему только о гильдиях рассказал, а про то, что было дальше, просто не успел. А рассказывать было о чем…
После того, как Сканд вынес его из Сената и понес домой, Шарп высказался о новом законе о семье… и тут началась буря! Для начала, сенаторы не поверили, что такой закон возможно было вообще предложить! В Сенате сидели только взрослые мужчины, все, как один, главы собственных фамилий, и вот так взять и отказаться от собственной власти? Они повскакивали со своих мест и стали кричать против…
Но Кирель встал за спиной мужа, закрыв лицо капюшоном, и страсти стали утихать. Мало кто осмелился бы перечить Первосвященнику, это вам не Шарп, который открыто мог достать клинок перед лицом врага, с ним хотя бы можно было попытаться договориться. Недовольство Киреля могло прийти в дом незаметно, вместе с отравленным мясом или запечатанной амфорой вина в собственном подвале. А еще, можно было неудачно споткнуться на улице, так, что и шею сломать на ровном месте. Или нарваться на сумасшедшего воришку с ножом в переулке. И пусть сейчас серый квартал был практически пустой, но где гарантии, что переловили всех?
Когда страсти поутихли, господа сенаторы начали думать головами и взвешивать свои выгоды. Некоторым понравилась возможность проверить верность своих союзников, некоторые решили упираться против нововведений до последнего, и Сенат, как и ожидалось, разбился на несколько коалиций. Он сразу стал похож на улей с пчёлами, в который засунули факел. Пока все метались, не зная, кого укусить от злости, но при этом не опалить свои крылья в огне, императорская семья смогла полюбоваться на сдернутые маски и откровенные эмоции. Ради одного этого можно было разворошить осиное гнездо старой аристократии.
Пушан светился от счастья, вспоминая это. И правда, не так часто можно увидеть у насквозь фальшивых людей истинные лица, услышать, что у них в душе. У каждого нашлось по ведру помоев для «обожаемых друзей»… В итоге, когда все были готовы к потасовке, Шарп призвал к порядку и распустил уважаемое собрание, чтобы они обдумали новый закон в «благочестивой тишине и выдали свое обоснованное мнение».
В итоге, сегодня в доме каждого сенатора стояли визг и крики. Дети радовались, что диктатура старшего поколения закончится и у них появится возможность хоть как-то повлиять на свою судьбу, младшие мужья пребывали в растерянности, неужели не надо будет ждать команд от своих родителей, и над ними будет только один человек, которого надо будет ублажить и телом и поступками — собственный муж, а жены и дочери плакали от облегчения, наконец-то они смогут остаться со своими детьми, не опасаясь самодурства собственных родителей? С одним только мужем они как-нибудь договорятся. Неужели и в их жизнях наступят покой и стабильность?
И только главы фамилий зло дергали себя за ухоженные кудри. Надо найти выход и лазейки и как-то обойти новый закон, который может связать им руки и выпустить таких удобных и послушных марионеток на свободу. Старшие сыновья, с одной стороны, радовались, но с другой понимали, что если примут этот закон, у них не будет такой власти над собственными детьми, как была у их родителей. Но судя по тому, что Шарпа безоговорочно поддерживал Кирель, скорее всего, этот закон утвердят в Сенате, а то Шарп опять перешерстит упертых патрициев, в надежде, что с их наследниками будет проще договориться. И хотя их наследники и были бы не против примерить отцовские сандалии и сенаторскую белую тогу, но ради этого отказаться от власти над собственными детьми? А как же безоговорочное послушание детей родителям? Одно то, что отдавая дочь замуж, отец терял всякий контроль над ней и возможность забрать ее у зятя, если тот решит своевольничать? Как такое возможно? И зачем тогда держать несколько дочерей, если ты не можешь получить с этого выгоды?
А потом новость о новом законе о семье просочилась в город, и столицу начало лихорадить. Родителям нельзя продавать детей в рабство, ни на время, ни насовсем? А если у отца долги, то как же тогда поправить свои дела? Учителю нельзя обращать ученика в раба, если тот будет ленив во время учебы или нанесет урон собственности учителя? Может, им и семьи можно будет создавать без разрешения учителей? И куда тогда катится мир? Разве можно давать молодым людям свободу выбора? Они ведь бестолковые! Как же они выживут без родительского контроля?
Известие о новом законе в Сенате как пожар обежало город, и в головах людей началась смута. Они привыкли жить, как жили их родители, а те жили по примеру своих родителей. Перемены — это было страшно, почему нельзя жить так, как жили предки? Люди доводили до истерики сами себя и друг друга, потом бросались в храмы, где их успокаивали, что, мол, богам виднее, но разве от этого становится все понятнее? Народ не знал, что думать и кому верить, но тут в город пришли мастера-каменщики из городов Чаречаши, а следом строители из городов Теланири и Устьице. Эти люди, когда слышали разговоры местных, только пожимали плечами? Тоже нашли проблему! Они всегда так жили, а разве иначе жить можно? Человек вырастает и становится самостоятельным. Почему старый дед, который, возможно, выжил из ума от старости, будет решать, что делать молодым и сильным? Кто может содержать семью, тот и глава… А собственных детей в рабство продавать, это вообще дикость, разве можно обрекать своих родных на такое страшное бесправие?
А Лекс тем временем беззаботно пил наливку, слушал смешные истории Лейшана, игнорировал томные взгляды Пушана. Дразнил Аши, который теперь с трудом протискивался под топчаном. Пытался утихомирить Ламиля, но ребенок хотел играть и бегать, и наконец, подманив непоседу черными ягодами из корзинки, уговорил посидеть в тишине. Расплатой за это стали перемазанные черным соком ягод одежда и руки. И язык, оказывается, после этого тоже становился черным. Но Сканд продегустировал черный язык мужа и заверил, что из-за цвета он не стал хуже. Только вот рот с черными губами выглядит несколько жутковато.
Лекс в отместку накормил черными ягодами и Сканда, а потом, укачав Ламиля и передав его Ма, с упоением проверял, так ли хорош язык Сканда, если он теперь тоже черный? Оказалось, цвет не испортил качества, а после долгой паузы, когда Лекс занимался исключительно делами, так еще вкуснее, чем раньше! Они продолжили проверку, как-то очутившись в спальне, напрочь позабыв о гостях. Предоставив Оливе и Тиро заботиться о них.
Сканд был горяч, Лекс нетерпелив и страстен, но вот утром Лекс с трудом сидел и недовольно шипел на мужа, который блаженно сопел и напрочь отказывался просыпаться. Тоже мне, дорвался до тела мужа, как Аши до вкусняшек, а бедному рыжику теперь попу мазью мажь и ходи осторожненько, пока полегчает!
Нет, все же, прав Тиро, много хорошо — уже нехорошо!
В начале славных…
На кухне все сидели встревоженными, даже мальчишки чутко прислушивались к разговорам старших, вместо того, чтобы есть. Лекс перехватил Ламиля из рук Ма и, усадив к себе на колени, смотрел, как тот азартно ковыряется в каше, пытаясь выбрать кусочки ягод. Сам рыжик отказался от каши и, взяв лепешку и мягкий сыр, попытался сообразить, почему все так взволнованы. Бэл, поймав изучающий взгляд, сам отодвинул недоеденный завтрак и пересел ближе.
— Сегодня утром нам подкинули ребенка, — Бэл сцепил руки и с тоской посмотрел на Лекса, — младшего. Маленького. Видно, что родился после сезона штормов, а родители, поняв, что родился младший, решили не в храм нести, а нам подкинуть. Монахи, стоящие на посту за воротами, все видели, но не знали, как поступить, поэтому отпустили мамашу, закутанную в хламиду и прятавшую лицо. Я не знаю, как поступить. Мы принимаем младших от Киреля, но они намного старше и уже вполне самостоятельны. Но если мы примем младенца, подкинутого с улицы, то завтра у нас под воротами будет стоять десяток малышей и мы захлебнемся в карапузах.