Лекс прекратил тискаться с мужем и оглянулся. Ламиль сидел на руках Ма и, похоже, уже устал от такого ничегонеделанья. Остальные дети тоже смотрели с надеждой, что можно уже размять ножки. Детей постарше интересовало больше, как целуются взрослые, а вот самих взрослых интересовали исписанные стены. До некоторых только сейчас стала доходить информация, что все, сделанное Скандом — не шутка, а, похоже, очень серьезная вещь.
— Конечно, — Лекс подхватил ребенка и подкинул в воздух, вызвав у него заливистый смех, — а теперь давайте ужинать! Я проголодался!
Тиро сразу стал командовать, чтобы на кухне все опять растащили, как обычно, столы на свои места, матрасы под стенку. Раненых сверху на матрасы, а девок к камину, ставить котлы и кипятить воду. К Сканду подошли несколько воинов, которые хотели теперь более серьезно вникнуть в новое знание. Муж подошел к камину, откуда начинал знакомство с «божественными» цифрами. Лекс только хмыкнул, это ж надо, помощь в деле образования пришла откуда не ждали… Ну и прекрасно, может, Сканд — это именно тот учитель, который необходим для этого мира. Он достаточно упрям и предан своим убеждениям. Если он решил, что дело нужное, то свернуть его с намеченного пути уже не представляется возможным.
Лекс подхватил на руки Ламиля и пошел в дальний угол кухни. Там сидели Рарх с Сишем. Возле них расположились подростки и старательно строгали и шлифовали досточки. Рарх, как обычно, учил всех, начиная с простых и нужных вещей, таких, как деревянные гэта. В такую мокрую погоду они были особенно нужны, и дети явно гордились, что делают такие важные вещи. Лекс спросил, сделал ли друг два круга с перекладиной, как он просил, и Рарх сказал, что странная штука дожидается его в мастерской. Если понадобится, Сишь сбегает и принесет. А вот как ее приделать к скамейке, это пускай уже Лекс думает, у самого Рарха не получилось.
Пин и Мэл стояли рядом и внимательно слушали все, о чем говорил учитель. Лекс сразу дал им задание завтра с утра принести поделку Рарха и приготовить широкий кожаный ремень, а Рарху сделать наутро пару деревянных клинышков-гвоздей. Ученики кивнули и вскоре притащили показать добротный кожаный ремень. Портить качественную вещь не хотелось, и Лекс отправил их на поиски плотной кожи. Им потребуется всего лишь полоска, он показал, какой ширины и длины. Наверняка осталось что-то после детских сандалий.
А сам сел на матрас возле Броззи. Тот выглядел неважно, это было странно, у него не было ничего страшного, а ушибы должны были давно зажить, но, к удивлению, рыжий здоровяк выглядел несчастным и каким-то «пожеванным». Ламиль вывернулся из рук и побежал играть с Аши, который опять нападал на деревянную качалку, пытаясь доказать ей, что он — самый грозный ящер на этой кухне.
— Броззи, как ты себя чувствуешь? — Лекс положил руку на лоб вздрогнувшему ученику, — температуры вроде нет, но выглядишь ты совсем неважно. Может, вызвать лекаря? Я тебя не беспокоил, давал тебе время прийти в себя, но выглядишь ты с каждым днем все хуже. Где болит?
— Нигде, — Броззи виновато отвел глаза, — спасибо, что не выгнали во время сезона и дали возможность отлежаться. Я понимаю, что виноват и не заслуживаю доверия, — в глазах Броззи появились слезы, — но я не предавал вас, учитель! Я бы умер, но ничего не рассказал! Но все уже случилось, и я не знаю, как я могу искупить свою вину…
Броззи сжался, ожидая окрика или удара. Он уже привык к презрению, с которым на него все посматривали, и к мелким тычкам. И теперь, похоже, ожидал, что Лекс пришел назначить наказание или выставить его из дома.
— Броззи, посмотри на меня, — Лекс приподнял лицо парня за подбородок и недовольно поджал губы, увидев, насколько обреченным он выглядел, — я был немного занят, выдавая Козлика замуж, и не беспокоил тебя, давая время, чтобы твои ушибы и синяки сошли, но я не сержусь на тебя и ни в чем не обвиняю. В жизни может разное случиться, и обвинения могут быть ложными, не стоит так мучить себя прошлым. Вон меня однажды обвинили в гибели кладки и выпороли кнутом. Это было несправедливо и ужасно больно. Ну, было и было, надо двигаться дальше.
Но Броззи, похоже, накрутил себя и напридумывал ужасов, уговорив сам себя, что не заслуживает доброго отношения и прощения. Лекс внутренне отругал себя, что не поговорил с ним раньше, но что сделано, то сделано, и надо попытаться найти выход из этой ситуации. Похоже, добрые слова и уговоры не дойдут до Броззи. Он сам себя обвинил и теперь сам себя наказывает. И, главное, он теперь в глазах других людей пария *, и кроме тумаков и щипков, не заслуживает другого обращения. Еще немного, и Аши начнет кусать его за ноги, а все будут смеяться.
Лекс задумался. В этом мире, где детей за несговорчивый характер и неловкость отправляли на растерзание ящерам, где стариков выставляли на арену в дар богам, милосердие и прощение были непонятным чудачеством, а за добрыми поступками всегда искали подвох и тайный умысел. В этом мире, похоже, нежеланием наказывать своего ученика он только делает ему хуже. Броззи не мог найти успокоения, поскольку Лекс отказался с ним поступать, как все учителя поступают со своими учениками, а значит, он отказывается от него. А все остальные, похоже, посчитали, что Лекс, не наказав ученика, предоставил остальным возможность доказать свою лояльность к учителю, и занялись травлей отступника.
Несмотря на все свое желание спустить ситуацию на тормозах, придется показательно наказать Броззи, для начала, чтобы парень успокоился и перестал сжирать сам себя, и для того, чтобы остальные наконец оставили его в покое и угомонились. Лекс вздохнул, если наказания не избежать, то надо сделать его максимально показательным, чтобы больше ни в чьей голове не возникало мысли, что Броззи остался один и беззащитен. Лекс размахнулся и со всей силы влепил рыжему верзиле оплеуху. У того голова безвольно мотнулась, а из губы потекла кровь, похоже, у него был приоткрыт рот и он прикусил сам себя. Лекс понял, что отбил себе руку, но останавливаться было нельзя, и потом, с кровью даже зрелищней получится.
— Ах ты, ленивое дерьмо ящера! — Лекс схватил Броззи за шиворот и тряхнул, как кутенка, — я тебя оставил выздоравливать и набираться сил, а ты решил валяться вместе с ранеными воинами и думаешь, что тебе сойдет с рук?! Скоро закончится сезон, а у тебя сил меньше, чем у ребенка! Ты есть прекратил, чтобы улизнуть от работы? — Лекс залепил Броззи еще одну оплеуху, — у меня для тебя полно работы, а ты не будешь в силах молот в руках удержать! Негодяй! Жалкая закуска для ящера! Решил улизнуть от работы? Разлегся здесь, весь такой несчастный! Видите ли, мастер занялся своими делами и не обращает на него внимания! Да ты ведешь себя, как избалованный ребенок! Думаешь, я буду кормить тебя за просто так? Лентяй! Да ты молот не удержишь! Ленивый кусок говна, я научу тебя, как отлынивать от работы!
Лекс все время своей показательной ругани тряс амбала за тунику и тянул за собой из угла, где Броззи прятался от всех, на середину кухни. Дотащив не сопротивляющегося парня до ближайшей лавки, он толкнул его так, чтобы тот шмякнулся на пол, и гаркнул:
— Тиро, где у нас розги, которыми детей наказывают? — Лекс оглянулся и грозно нахмурился. Убедившись, что на него все внимательно смотрят, он пнул замершего Броззи, который тем не менее смотрел на него с надеждой и легкой паникой, — а ну, быстро снял штаны и лег на скамью! Я тебе покажу, как отлынивать от работы!
— Милый? — Сканд появился рядом и настороженно посмотрел на мужа, — давай, я его плетью научу? Поверь, он это сильнее запомнит…
— Нет, — Лекс представил, что Сканд сделает с парнем в желании помочь, и передернул плечами от ужаса, — нет! Он ведет себя, как ребенок, и получит наказание, как ребенок! И пусть до конца сезона штормов спит с детьми. Он не заслужил спать со взрослыми!
Тиро вынес откуда-то из-за угла пучок тонких розог и передал грозному Лексу. Тот стал их рассматривать и перебирать с видом знатока, пока не остановился на самой тонкой и гибкой. Вот ведь! Его пороли пару раз, но вот какой будет лучше? Ну, в смысле, не так больно? Может, наоборот, взять потолще? Хотя тонкая скорее сломается и можно будет прекратить все это… Лекс взмахнул в воздухе тонкой розгой и внутренне содрогнулся. Он до сих пор помнил, как это больно, а еще обидно, когда стегают по голой заднице….
Но Броззи уже лежал на скамье, стянув штаны и задрав тунику и, похоже, улыбался. Он что, больной? Или мазохист? Как можно радоваться, что тебя накажут? Хотя… Лекс одернул себя и сделал суровое выражение лица. Дурачок радуется, что учитель от него не отказывается, и все будет хорошо. Мастер ругается, как положено на ученика и, похоже, действительно не собирается выставить его на улицу… Ну что ж, придется соответствовать… Лекс решил не затягивать и хлестнул по откляченной заднице. Броззи наконец перестал улыбаться, как безумный, и прикусил губу, чтобы принять «заботу учителя». Лекс только тихо вздохнул, ну почему нельзя просто поговорить?
— Детки леноваты — родители виноваты! — Лекс хлестнул Броззи по попе, — нет на свете ничего хуже лени и безделья. От них только глупые мысли в голове появляются и болячки цепляются…
Лекс хлестал Броззи и приговаривал, вспоминая, как в свое время отец мозги выносил, когда замечал неглаженую форму или грязь на полу. С тех пор, как уехала мать, они с отцом занимались хозяйством сами, и маленький Александр быстро научился стирать свои трусы и носки и заправлять кровать. Когда подрос, отец научил гладить утюгом и мыть полы. А потом пришлось учиться готовить, варить картошку или пельмени. Отец целыми днями пропадал на службе, и чтобы не умереть с голоду, пришлось многому учиться самостоятельно. А приходя со службы, отец мог устроить выволочку за немытую посуду или грязь на полу. Поэтому про лень и безделье Лекс мог цитировать отца долго. Но при этом он старательно раскрашивал зад Броззи следами от розги, стараясь не попадать дважды по одному месту.
Когда попа Броззи стала равномерно розовой, Лекс прекратил воспитательный процесс и только сейчас заметил, как на кухне тихо. Все сидели с приоткрытыми ртами и замерев на месте, но стоило Лексу обвести взглядом домашних, все как будто очнулись и принялись очень энергично чем-то заниматься, всем своим видом показывая, что они не лентяи и очень даже заняты… Даже Ламиль быстро вскарабкался на качалку и принялся энергично раскачиваться. А Аши притащил потрепанный клубочек, который был когда-то мячиком и, положив его у ног Лекса, преданно заглянул в глаза и замахал хвостом. Тиро крякнул и девки метнулись разносить на столы тарелки с мясом и сыром и лепешки.
— Вставай, — Лекс кивнул на ученика, — на первый раз хватит. Будешь спать с детьми, и пока не закончится сезон, будешь носить воду девкам на кухню и выносить ссаное ведро в туалет. Хоть какая-то польза от тебя будет. А как только погода наладится, начнешь тренироваться с молотом, чтобы силы были.
Броззи счастливо закивал головой и, схватив ведро, выскочил на улицу. Сканд с явной опаской подошел к мужу и с сомнением посмотрел на розгу в его руке.
— И откуда такие философские рассуждения о труде и лени у младшего королевских кровей? Такие слова были бы понятны в семье ремесленника, но ты, Лекс? Откуда такие мысли в твоей голове? Опять боги?
— Хм, — Лекс растерялся, вот ведь спалился на ровном месте, как Штирлиц с медведем, придется выкручиваться, — я, между прочим, с тех пор, как покинул дворец, о многом успел подумать и переосмыслить былую жизнь. Если ты помнишь, первое время в клетке я молчал. Молчал и думал. И вот тогда я понял, что вся моя прошлая жизнь была ошибкой и надо что-то в ней менять.
— Сахарочек… — Сканд опять виновато закусил губу.
— Но я рад, что все случилось, как случилось, — Лекс улыбнулся и обнял мужа, — а иначе я не встретил бы тебя… — Лекс внутреннее отвесил себе оплеуху и попытался исправиться, — ну, вернее, я не был бы твоим мужем. Представь, я сейчас был бы мужем Пушана, а ты сейчас спал бы в пустом и холодном доме…
— Я тоже рад, что все случилось, как случилось… — Сканд прижал печального рыжика и попытался поцеловать, но тот вывернулся.