Читать книгу «Саламандра (СИ)» онлайн.
Они проспали втроем вторую половину дня и ночь. Лекс спал бы и дальше, но Ламиль захныкал, заявив, что у него болит животик. Следом заурчал и живот Лекса, ему будто ответил живот Сканда, и, как заключительный аккорд, раздалось с пола горькое повизгивание голодного Аши. Семейство резво выбралось из кровати и отправилось завтракать. На кухне все было по-прежнему, только две нубийки слонялись, как неприкаянные души.
На завтрак все получили горячую кашу, щедро приправленную мясом. Тиро как раз снял с крюка следующую тушу и разделывал на более мелкие куски, при этом переругивался с Оливой и девками. Мясо было, по его мнению, недожаренное, и просто чудо, что у них есть огонь в камине, мясо можно дополнительно прожарить и не придется выбрасывать испорченное.
Аши крутился под столом, на котором Тиро кромсал тушу, и свистел, что готов уничтожить любые неугодные Тиро куски. Лекс с удивлением заметил, что детеныш значительно подрос. Он был крупнее кошки, и теперь по размерам скорее походил на собаку средней величины. Стоило поделиться с мужем наблюдением, как тот ему сразу прочел лекцию, как быстро растут ящеры и как их надо воспитывать с самого начала. И как это важно, чтобы ящер был послушен хозяину, а то с бестолковым ящером только в беду попадешь.
Лекс слушал вполуха и кормил Ламиля. У него никогда не было ни собаки, ни других питомцев, и последнее, чем он собирался заниматься, так это воспитанием Аши. Не кусается? Ходит хвостиком? Мячик приносит? Ну, что еще требовать от детеныша? Вот подрастет, тогда можно будет к седлу приучать, а большего и не надо… Ламиль старательно ел кашу сам. Ему нравилось есть ложкой, как взрослые. И неважно, что он сидел на руках у Лекса (а иначе он до стола не дотягивался), но то, что он ел кашу самостоятельно, наполняло ребенка чувством собственной значимости. Он с гордостью посматривал на мальчишек, которые уминали кашу за соседним столом, и считал себя таким же взрослым.
После завтрака столы растянули. Ковер постелили. Старшим детям дали задание, а малышей собрали на ковре и опять заняли различными играми. Очень пригодились юные комедианты. Они оказались настоящей находкой для непоседливой малышни. Они придумывали различные игры и давали малышам возможность покувыркаться и попрыгать, и при этом не мешать взрослым. Лекс распорядился принести к камину лежанку и подушки, и устроил там Сканда со всеми удобствами. Генерал похмыкал, но согласился полежать на кухне. Спустя короткое время он велел перенести свою лежанку в угол к воинам.
Поскольку на кухне был огонь, то всех раненых уже давно перетащили сюда же, и они спали на кухне неподалеку от детей. На день матрасы и подушки складывали в один угол, а на ночь опять растаскивали по всей кухне. Девки были этому только рады. Ведь им не приходилось пробираться сквозь ветер и ливень, чтобы покормить и обиходить инвалидов, да и вместе всем было веселее.
Теперь на кухне появился мужской уголок. Тиро закрывал глаза, когда девки вместо меда подливали в горячее питье воинам вина. После Козюлевой свадьбы остались открытые амфоры, они все равно суксусят, а так, хоть кому-то радость. Теперь Сканд лежал на возвышении и предавался воспоминаниям о былых походах с Тургулом, а потом и с Тиро, который, закончив кромсать тушу, сбросил все хозяйственные вопросы на Оливу и присоединился к воспоминаниям, что, где и с кем.
Лекс, убедившись, что все заняты, наконец решил уединиться в теплой комнате. Он кивнул ученикам, и те быстро организовали ему и светильники в закрытую комнату, и даже жаровню, поскольку в доме было очень холодно и сыро. Лекс, проверив сохранность замков на сундуках, велел никого не подпускать к двери, пока он разговаривает с богами о секретах гильдий. Но на самом деле, Лекс зарылся в свои сокровища юного подрывника-пиротехника. Ему в голову пришла мысль сделать фейерверк, чтобы порадовать Киреля.
И, кроме того, не следовало забывать, что после сезона штормов в город вернутся кузнецы с новой сталью. Стоило, конечно, устроить испытание образцам, прежде чем заниматься, так сказать, массовым производством, но в любом случае, нужно было напомнить себе рецептуру и составить план будущих действий. Все упиралось, как ни странно, во время и в народ. Тот самый плебс, на который напрасно так презрительно смотрят аристократы. Гильдии будут делиться, меняться, появятся новые мастера и новые рабочие места. От плебса потребуется, в первую очередь, желание к переменам. Будут ли готовы люди принять новое, или, как аристократы и старые мастера-гончары, будут судорожно цепляться за заветы предков?
И вторым, не зависящим от Лекса фактором, было время. В этом мире все делали неторопливо. Неторопливо слушали и раздумывали, потом обсуждали и судачили, потом новость облетала город, как волна, по новому кругу, неся некое коллективное мнение, которое опять обсуждали и потом выносили на всеобщее обсуждение. Образование новых гильдий тоже должно получить одобрение не только в сенате, но и у плебса. Народ должен одобрить новинки в городе и то, что старые каноны будут пересмотрены. Да, новые мечи — это здорово, но разделять гильдии на два крыла, которые будут работать независимо друг от друга и жить в разных кварталах… И, кроме того, Лекс решил разделить и гильдию гончаров, выведя отдельно изготовление фарфора.
А о гильдии стекольщиков было даже немного страшно думать. Гильдия, где мастерами станут младшие… И это не комедианты, которых все немного презирали, считая их примерно равными проституткам… Никто не понимал, с какой надеждой Лекс наблюдал за развитием отношений у Бэла и Тургула. Если взять такой брак за основу, то не только младшие получали шанс на реальную семью и уважение в обществе, но и сама гильдия получала защиту в лице ветеранов. Сканд мог сколько угодно рычать, Кирель мог сколько угодно угрожать, но пока сам местный люд не примет перемены, как нечто неизбежное и правильное, любые его действия бесполезны.
А, как говорится, что надо народу — хлеба и зрелищ? Вот над этими самыми зрелищами и стоило попыхтеть, чтобы сделать их незабываемыми. Лекс прекрасно помнил лицо Тургула, когда среди деревьев сверкали снопы разноцветных искр. Тогда Лекс добавил металлический пигмент, чтобы усилить взрыв, но теперь стоило подумать о внешнем факторе самого взрыва. Сделать фейерверк! Вот что хотелось сделать, чтобы поразить всех и, шокировав людей необычным зрелищем, прогнуть общественное мнение под свои нужды.
Только вот, Лекс в прежней жизни не интересовался пиротехникой. Ну, раньше, когда не было интернета и детство проходило во дворе, все варили карамельку и делали взрывпакеты и вонючку, тогда только маменькины сынки и затюканные ботаники не проходили курс молодого подрывника. Старшие учили младших, потом те дорабатывали рецепты, в итоге случались пожары и несчастные случаи, вмешивались родители, все дружно получали ремнем по жопе и затихали до следующего раза. И Алекс прошел эту школу, варя карамельку на пустыре за школой, в ржавой банке из-под сгущенки. Прошлые взрывы на Шустрике и Желтой Лекс мог считать венцом своей подрывной карьеры… но вот фейерверк — это совсем другое… тут следовало подумать и поэкспериментировать…
Лекс порылся в сундуке среди своих химических реактивов, прикидывая, что может понадобиться и для чего. Прочитал еще раз рецепты стали, пытаясь представить, что могло получиться в итоге. Он видел два меча, но оценивать сталь по внешнему виду — это, конечно, не то… а еще, надо не забыть такой пустяк, как тайнопись колдунов… надо дать этому миру более простую грамоту, и пусть она будет какое-то время тайным языком для посвященных и мастеров, но со временем, был уверен Лекс, простая письменность станет общедоступной. И для начала, надо определиться, сколько звуков в этом языке и постараться выделить основное.
Лекс взял уголёк и подошел к стене. Ее вполне можно использовать, как школьную доску. С чего начать? Со своего имени. Лекс вывел латиницей: Лекс, Сканд, Ламиль. А потом попытался вычленить звуки… м-да, кто слышал свистящий вьетнамский или мяукающий корейский, тот поймет тяжесть транскрипции… все не так просто, как казалось. Одно дело –
понимать и знать самому, и совсем другое дело — донести знание до других. И, главное, так много хотелось успеть и сделать, что глаза разбегались и руки опускались… Лекс почесал тыковку и решил, что не стоит хвататься за все и сразу. Надо начинать с понятного и продолжать то, что уже закусил. А значит, сосредоточиться на стали, стекле и фарфоре.
Лекс опять вернулся к своим сокровищам и, вооружившись весами, стал химичить новую партию фараоновых змей. Проверенный в этом мире фокус: танцующие хвосты саламандры. Многие о нем слышали, кое-кто даже видел, поэтому надо быть готовым, что он опять окажется востребованным… Лекс вздохнул и задумался, фейерверки — это, конечно, было бы круто, но как назло, он совсем мало об этом знал. Только то, что в них используется несколько зарядов. Один выстреливает некий шарик, который потом раскрывается и разбрасывает несколько, м-м-м, штучек, которые потом взрываются искрами… красиво, но для дилетанта опасно… Лекс тяжело вздохнул, может, позже…
А потом вспомнил, как однажды кто-то привез диковинку — Римскую свечу. В далекие советские времена, когда фирменные джинсы были пределом мечтаний, а единственным доступным салютом были сигнальная ракета и бенгальские огни, она произвела фурор во дворе, и это было великолепно. Несколько зарядов с разными цветами, которые вылетали фонтанами искр из трубки. Любопытные мальчишки обследовали потом и картонный корпус и пыжи, которые валялись по двору, а потом, разрезав корпус, обнаружили след от сквозного фитиля и следы взрывов. Это была интересная задача, но в итоге у них почти получилось повторить. Правда, зарядов было всего три, и на третьем картонный корпус разорвался на клочки и поджег траву вокруг, но это было уже не так важно. Главное, что у них получилось.
Александру было тогда лет двенадцать, и он уже считал себя едва ли не профессионалом в деле салютов и взрывпакетов, новый опыт был захватывающим, но искры от последнего взрыва прожгли мелкие подпалины на импортных джинсах одного из подрывников, и, как результат, на Лекса показали как на основного зачинщика взрывов. Отец разбирался с матерью погорельца, а потом имел суровый разговор с сыном. Отец сказал, что еще раз на него укажут, как на зачинщика, или еще раз пожалуются, и отец поднимет все свои связи и отправит его в Ворошиловское училище, чтобы, если и взрывать, то за Родину и Отечество, а не по дурости.
В училище не хотелось, с отцом было интересно и свободно. Он никогда не проверял уроки и не выносил мозг за оценки, как другие родители. Он сказал однажды, что в армии достаточно простой грамоты, а значит, не хочешь учиться — будешь сидеть в окопе, как герой. А чтобы получить погоны, надо учиться и, желательно, хорошо. Вот Александр и учился, вначале, как мог, а когда попал в академгородок, то с азартом и интересом. И он был благодарен и отцу, что никогда не давил, и учителям в академгородке, что заставили взглянуть на учебу другими глазами.
В дверь постучали, и Лекс понял, что сидит уже какое-то время, окунувшись в воспоминания. Он накрыл салфеткой отмеренные реактивы и, спрятав весы, разрешил войти.
— Сахарочек, — Сканд принюхался, пахло едко и неприятно, — время обеда, я скучаю, что ты делаешь? Меня к тебе не пускали, — пожаловался муж и ненавязчиво стал рассматривать открытые сундуки со свертками, — я могу помочь?
— Да, — Лекс улыбнулся, — покорми Ламиля и проследи, чтобы меня не беспокоили до ужина, я разберусь с делами и выйду.
Муж недовольно фыркнул, он явно рассчитывал на другой ответ, а потом заметил буквы на стене.
— Тайнопись колдунов? — Сканд провел пальцем по следу от угля, — ты что-то похожее писал в лавке купца, когда мы ездили в старый город. Что это значит?
— Там, в лавке, я считал цифры, чтобы проверить, насколько купец правильно посчитал деньги, а это не цифры, а буквы. Они совсем другие. Смотри. — Лекс взял уголек и, подойдя к стене, написал цифры от единицы до пяти, так, как положено, с углами, — смотри, сколько углов, такая и цифра: один, два, три. А я писал так, чтобы быстро, и поэтому сглаживал углы, но оставил само написание таким же. Видишь? Лекс написал под первым рядом цифр, привычно, так, как принято в математике. Сканд провел пальцем по тем и другим цифрам и задумался.
— Зачем такие сложности? Есть ведь простые знаки, обозначающие счет. Зачем придумывать другое?
— Эти цифры проще и понятнее, когда торопишься, не надо присматриваться и считать палочки, — Лекс улыбнулся, вспомнив цифры, которые были в ходу в империи, — и, самое главное, они легки, когда надо считать большие числа. Достаточно знать десять цифр, и ты не собьёшься со счета.
Лекс написал цифры от одного до девяти, а потом блеснул улыбкой и познакомил мужа с таинственной цифрой ноль. Она сама по себе обозначает пустоту, но если поставить ее после любой цифры, то она станет обозначением десятка, или сотни. Сканд сообразил быстро, но только сдаваться не собирался. Для десятков здесь были свои обозначения, и для сотен тоже. Значок тысячи был похож на раздавленного жука, а десять тысяч походили на сундук с открытой крышкой.