— Не думаю, — Олива поджала губы, — можно заказать кожевенникам такие маленькие. Но это будет не раньше, чем закончится сезон, но когда сезон закончится, то они будут уже не нужны…
— Ну, тогда мы придумаем что-нибудь сами. Кожа есть?
Олива без возражений принесла кусок плотной кожи. Лекс подозвал нубиек и при них обмерил ножку Ламиля и нарисовал на коже примерный след, добавил ушки на подгиб и, вооружившись ножом, вырезал незамысловатую фигуру. Просечкой сделал несколько дырочек и продел сквозь них веревочку. Потом распустил кухонное полотенце на две маленькие портянки и обмотал ступни Ламиля. Сверху нацепил импровизированные сандалии и подвязал веревочкой портянки, чтобы не сваливались. Получилось достаточно мило. Лекс вручил кожу и инструменты нубийкам и велел обуть всех босоногих детей. Олива сказала, что принесет полотно на обувку и не надо рвать полотенца. Лекс попросил, чтобы заодно на кухню принесли и деревянную качалку Ламиля.
На кухню вошли Ма с дочкой и Бэл, который принес пустые миски. Лекс сразу велел нубийкам сделать обувку и для девочки Ма. Он познакомил Ма с Ниюли и велел ей присматривать за этим детским садом. А потом велел нубийкам присматривать за Ма и детьми, а потом подхватил Бэла и остальных учеников.
— А теперь я хотел бы посмотреть, что вы вчера привезли, — Лекс посмотрел на учеников. Те синхронно кивнули головами и отправились на выход.
На улице было неприятно. Порывистый ветер сразу начал задирать полы туники, мелкий дождик, казалось, висел в воздухе. На всех мастерских стояли щиты. Они закрывали все проемы и окна. Некоторые для надежности были закрыты сверху еще и засовами. Загон ящеров был закрыт, и только дверь оставалась на небольшой щеколде. Внутри слышалась возня. В маленьком загоне стояли два последних мясных ящера. Бэл пояснил, что один предназначен для ящеров, а второго забьют на мясо, поскольку количество ящеров уменьшилось едва ли не наполовину. Один из носильщиков-охранников, проживающий в казарме, уже точил на камне нож. Лекс кивнул головой и постарался быстрее уйти.
За дверью стекольной мастерской все было не так, как обычно. Мелкие вещи, подносы и инструменты лежали в корзинах на полу. Мешки с песком громоздились в одном углу, во втором стояли большие корзины с глиной и камнями. Это была посылка от Тары. Глина была с небольшими вкраплениями земли, и для работы ее надо было подготовить. А вот камень оказался прекрасным полевым шпатом сливочного цвета, со слюдянистыми прожилками. Наверное, прослойка белой глины в почве была не случайна.
Завезенный песок из карьера был прекрасного цвета и очень чистый, без камешков и ракушек. А вот камень из заброшенной каменоломни оказался красным и действительно похожим на гранит, но трещины выдавали, что это, скорее всего, тоже шпат. Лекс поднял молоток и постучал по камню. Тот пошел трещинами и разделился на пластины. Так что это тоже, однозначно, был шпат. Лекс задумался. Ну что ж, прекрасно. Если делать фарфор, то белый шпат нужно приберечь для себя, а вот красный можно будет отдать на растерзание гончарам, пускай порадуются.
— Мэл, а ты успел обжечь что-нибудь с новой глазурью из толченого камня? — Лекс посмотрел на ученика.
Тот кивнул головой и зарылся в корзины, стоящие за мешками с песком. Там обнаружились расписанные и обожжённые тарелки и кувшины. Лекс их еще не видел и поразился такому большому количеству посуды. Но Пин объяснил, что они обжигают не только тарелки Лира, но работы других детей. Пусть они получаются не такие изысканные, как у Лира, но пока не видишь его работы, творения других детей тоже кажутся красивыми. Мэл сразу протянул пару тарелок. Они были расписаны несколько примитивно, по сравнению с работами Лира, но тоже выглядели очень даже красиво. А главное, они были в глазури: матовой оловянной и блестящей стеклянной. Сочетание матового фона и более объёмного глянцевого узора делало любой рисунок красивым. Лекс покрутил тарелки и согласился, такие работы не стыдно предложить на продажу. Но главное, их можно будет показать, как образец для других мастеров.
Мэл как раз нашел кувшин, который был покрыт блестящей глазурью сливочного цвета. Глазурь была немного неравномерной, с легкими пузырьками и каменистой крошкой внутри. Но это выглядело даже красиво… Если не сравнивать с равномерной стеклянной глазурью, то она была прекрасной! Лекс довольно покрутил графин, это было воистину шикарно! Он мог безболезненно отдать (ну, то есть, продать) гильдии гончаров глазурь из шпата, а стеклянную глазурь продавать потом, как краску по глазури. Ее можно было продавать, как монастыри продавали щелочь — установив цену за банку перетертого стекла. Таким образом, гильдия стекольщиков могла сохранить свои секреты и при этом честно заработать…
А потом Лекс сделал таинственное лицо и поведал, что боги задали ему задачку. Они показали ему красивую вазу из белого фарфора и сказали, что она сделана из белой глины, песка и молотого камня. Лекс показал на белый шпат из имения Сканда. Только боги не уточнили пропорции между ними, а сказали, что им самим надо будет это выяснить, а еще, при какой температуре эту вазу надо обжигать. Боги сказали, что пришло время учиться думать самостоятельно. У учеников сразу стали одухотворенные и торжественные лица. Они почувствовали себя причастными к общению с богами и прониклись ответственностью за возложенную на них задачу.
Лекс предложил сделать для начала в равной пропорции глины, песка и шпата, а потом посмотреть, в какую сторону сместить. Попробовать сделать больше песка, или камня, или глины… то же самое касается и температуры обжига. Надо будет сделать несколько вариантов и посмотреть, что получится в итоге. Ученики начали предлагать, как именно это лучше исполнить, и Лекс назначил главным за эксперименты Крина, поскольку у него самая хорошая память.
А пока есть время, можно не спеша подготовить глину. Лекс показал на куски белой засохшей глины с частицами земли и пояснил, что прежде, чем перемывать глину, следует отделить ее от земли. Хорошо, что она подсохла и это проще будет сделать. А потом ее надо будет промыть и подготовить, как он показывал в гильдии гончаров. Надо будет избавиться от постороннего песка и мелкого сора, и только когда глина будет подготовлена, как положено, смешать ее с чистым песком и размолотым в пыль камнем. Поэтому работы предстоит много. Хотелось бы к тому времени, как закончится сезон штормов, иметь хоть немного готовой глины для первой пробы. Ученики согласились и, порывшись в завалах, нашли молотки и ступки, чтобы перетирать камень. Они подхватили ближайшую корзину с глиной, закинули туда сверху несколько камней и, довольные, пошли на кухню. В ближайшее время там будет не только всеобщее собрание, но и наиболее теплое и светлое помещение.
— А где Броззи? Я его не заметил на завтраке… — Лекс посмотрел, как ученики недовольно поджали губы и сделали вид, что не услышали вопроса, — я что, тихо спрашиваю? Где Броззи? — не сдавался рыжик…
— В кузне… — Бэл сжал губы, — была бы моя воля, удавил бы предателя…
Лекс бросился в кузню. Окна и проем были закрыты щитами, но вот дверь была просто прикрыта. Внутри было темно и пахло мочой и кровью. Лекс бросился внутрь, там на полу лежал его ученик и тяжело дышал. Даже при тусклом свете, который проникал сквозь приоткрытую узкую дверь, было видно, что Броззи серьезно избит.
— Кто тебя бил? — Лекс склонился над крупным парнем.
— Никто, — прохрипел Броззи и приоткрыл заплывший глаз, второй был в синей гематоме, — я сам упал, простите, я такой неловкий…
Лекс только хмыкнул, ну да, мир новый, а вот отмазки старые… Лекс сурово посмотрел на затихшую четверку и решил заступиться за парня.
— Броззи мой ученик, такой же, как и вы, как и дети, сидящие на кухне. И пусть вы сами не понимаете этого, но каждая ваша жизнь для меня ценна, и я не собираюсь терять так просто любого из своих учеников. Тем более, Броззи, и тем более, сейчас… Подумайте сами, у мертвого не узнать ответов на вопросы. А вопросов много. Вы не подумали, что Броззи оставили в таверне специально, для того, чтобы мы его нашли именно в том состоянии, как мы его и нашли? Чтобы мы узнали, что он сам выболтал секрет булата? Ведь убить по-тихому и спрятать тело намного проще, но его вытащили из столицы и бросили на развилке дорог. Там, насколько я помню, расходятся дороги в города Чаречаши, Теланири и дальше, в город блондинов, из которого приехал Гаури. И жители Озерного края ездят через ту таверну… Вам не кажется, что это сделано специально, чтобы донести до нас мысль, что наши секреты — уже не секреты для всех? Как пощечина… но кто это сделал?
Мы знаем, что Броззи встретился с земляками, они выпивали в «Сломанном мече», а потом вместе пошли в квартал сладострастия. Но вы выяснили, куда именно и что там произошло? С кем именно встречался Броззи потом? Кто подсыпал ему зелья, которое заставило его говорить то, что он говорить не должен был? Кто все это организовал? Чаречаши? Гаури? Или колдун из Озерного края? Говорят, он очень силен…
— Палач может выяснить большинство ответов… — Мэл отвел глаза.
— А если память не может ответить на них сейчас? Может, надо время, чтобы вспомнить? Он сейчас вспомнит только тех, с кем пошел в «Сломанный меч», но это те, кто опоил его, или они просто посидели с пивом? Не все можно решить с позиции боли и силы… С кем именно он встречался из земляков? С кем пришел в квартал сладострастия? Кто там еще был? Может, кто-то совершенно неприметный решил воспользоваться ситуацией и подхватил подвыпившего парня, чтобы опоить и выведать все, что надо… В городе было много рыжих и много чужаков, думаете, все присматривались, кто куда идет? Похитители Броззи, бросив его, рассчитывали, что мы сами его убьем. Возможно, после пыток, но кто скажет, где будет сказана правда? Под пытками человек признается во всем, что захочет услышать палач… Вы что, решили помочь врагам лишить нас возможности спокойно докопаться до правды?
— Нет… — ученики выглядели обеспокоенными, им, похоже, такое даже в голову не приходило.
— Поговорите с Рархом, он расскажет, как коварен Гаури, как он умеет делать грязную работу чужими руками. Или вы считаете, что тайна булата интересна только Чаречаши? Или Озерному краю, или этим… — Лекс пощёлкал пальцами, — ну те, которые, в дальних гарнизонах и ходят в шкурах… Может, нас специально пытаются поссорить с Чаречаши, или наоборот, мой брат, как пустынный варан, пытается запутать следы и подставить других? А вы пытаетесь помочь злодеям, убив единственного свидетеля… ай-яй-яй, нехорошо…
Ученики потупились и теперь кусали губы. Лекс решил на них сильно не давить, в конце концов, они действовали, как всегда, для них сама идея прощения предателя была недопустима. И смерть за предательство учителя не была большой платой…
— Все воспитываешь? — в проеме двери появился Тиро, увидев валяющегося на полу Броззи, он хмыкнул, — о, какая красота… тащите его в казарму, там девки его помоют и намажут чем надо… они к такому привычные… Э, Лекс, я тут привел, кого ты хотел, это актеры из театра, я договорился, что за пару золотых и кормежку они будут развлекать детей…
Дверь кузни распахнулась под очередным порывом ветра и Лекс заметил закутанных в тряпье четверых подростков. Тиро при этом выглядел очень довольным, он, похоже, нашел компромисс с желанием Лекса и общественной моралью. Возможно, эти подростки и были актерами в общем понимании этого слова, но никто не сказал бы, что в доме Сканда были распутники. Бэл с друзьями подхватили с пола Броззи и резво потащили его в сторону казармы. Лекс вышел и закрыл дверь на широкую щеколду. Теперь до окончания сезона штормов туда никто не пойдет. На улице стояла корзина с глиной и ступки. Тиро, поняв, что это надо занести на кухню, скомандовал подросткам, и те все подхватили и потащили следом за домоправителем.
На кухне было тепло и шумно. Олива сделала, как велели. Столы с середины растащили по углам, а на освободившееся место положили ковер. На нем стояла качалка Ламиля и кружком сидели дети. Ламиль раскачивался с крайне гордым видом, а рядом стоял Аши и примеривался, как бы укусить хвост деревянной игрушки. Ниюли сидела у ног Ма и внимательно что-то слушала вместе с остальными детьми. У некоторых уже была импровизированная обувка. Лекс довольно улыбнулся. Единственное правило, которого он всегда придерживался — держи ноги в тепле! Тиро, увидев обувку, недовольно побухтел, мол, сильным малышам холод нипочем, а слабаки никому не нужны, но спорить в очередной раз не взялся.