Мир после линьки вообще стал другим. Лекс закрыл глаза и прислушался к себе и этому миру, который заиграл новыми красками. Он сам сильно изменился, и не только внешне, обострился слух и обоняние стало, как у собаки. Он теперь различал людей по запахам. От девушек пахло призывно, сладким телом и теплым щемящим духом, когда хочется обнять и уткнуться носом между грудей, ощущая тепло и мягкость. От монахов пахло младшими, он теперь различал эти запахи, сладковатые цветочные или фруктовые, иногда с легкой гнильцой, или, как от монахов, с приторной опиумной отдушкой. Пожилые женщины пахли спокойным теплом, как у прогоревшего камина, когда тепло, но уже не жарко. Одна из них, похоже, где-то неподалеку…
— Обычно у всех линька длится два дня… — Тара выплыла на порог кухни и улыбнулась, глядя на очень довольного рыжика, — а у тебя три… все у тебя не как у людей…
— Не, — Лекс открыл глаза и поправил покрывало на плечах, — я тоже линял два дня, а третий, это мы так… увлеклись немного. Просто хорошо здесь, тихо. Ни любопытных детей, ни навязчивых гостей и помощников. Почему-то все знают, что и как надо делать лучше и правильней, и обязательно лезут с советами. А здесь красота! Так тихо, что не хочется уезжать!
— Так приезжайте чаще, — Тара пожала плечами, — до столицы совсем недалеко! А что касается тишины, так это кузнецы пока с мехами пыхтят, сегодня после завтрака предупредили, что опять начнут свой перестук! Сколько уже можно! Хоть из дома беги, и днем и ночью: стук-стук, стук-стук, стук-стук! Так и хочется взять что-нибудь тяжелое и по голове им дать, чтобы уже заткнулись!
— Потерпите, недолго осталось! — хмыкнул рыжик, — вот как уедет мой братик, так и заберу в столицу весь этот шум. Будете еще скучать в тишине.
— Чаречаши приезжал вчера, пытался прорваться внутрь. Кричал, что линька уже должна закончиться и тебя здесь силой удерживают, — Тара ухмыльнулась, — монахи не пустили! Так что Чаречаши поорал за воротами, да и уехал обратно! Ну, ладно… — Тара вздохнула и расправила складки на своем платье. — Велеть приготовить ванну? Мы вчера целый день грели воду, все ждали, когда вы появитесь! А еду ты так и любишь простую? Мы в старый город послали за рыбой и лакрицами. Только доставили. Лакрицы, вымоченные в молоке, хорошо восстанавливают силы и веселят душу. Сказать повару, чтобы залил их молоком? — Тара усмехнулась, — или изволите с вином употребить?
— Нет, — Лекс поморщился, — не надо в вине, Сканд, бедный, и так едва дышит! Устал, бедняга! Лучше пожарьте! В масле и со специями. Очень вкусно! Помыться — это было бы хорошо, но я не привередливый, помоюсь и в холодной воде, не беспокойтесь. А вот что мне действительно надо, так это новую одежду. В прежнюю тунику я не смог забраться, она так затрещала, что я испугался. Я, похоже, сильно вырос!
Лекс посмотрел на свои руки. Они были прекрасными! Настоящими мужскими руками, пусть пока с не особо развитой мускулатурой, но и не чахлыми веточками, как в самом начале, и не руками подростка. А настоящими мужскими руками! Длинные, сильные пальцы, крепкое запястье, пропорциональное соотношения плеча и предплечья. И ноги! Ноги вытянулись и явно увеличились в размере! По крайней мере, коричневые штаны на него налезли, но вот присесть он в них не решился бы, и сандалики стали маловаты. Сапоги Сканда были бы впору, но не снимать же сапоги с генерала. Тем более, что сапоги здесь носили только офицеры высокого ранга. Просто центурионы ходили в обмотках и сандалиях, а вот, например, когда Тургула поставили командовать манипулой, он сразу же побежал заказывать себе сапоги, как большой начальник!
— У меня есть только простая одежда, — Тара поджала губы, — я не рассчитывала, что вы сюда приедете, и не держала вещи для хозяев.
— Меня устроит простая одежда, — уверил Лекс, но увидев, как Тара поджала недовольно губы, начал торговаться, — но я не могу бегать по дому в покрывале! Это более неприлично. Дайте пока то, что есть, и пошлите кого-нибудь в город, за одеждой для меня! Сканд проснется и будет очень недоволен, что я бегаю голым!
— А ты не бегай! — Тара поджала губы, — сейчас нальют ванну, пока помоешься, потом массажист разотрет, после линьки, особенно после такого резкого роста, помощь массажиста будет очень кстати. Потом поешь в атриуме, как положено младшему мужу патриция, а не на кухне, как плебей, — Тара загибала пальцы и грозно смотрела на Лекса в ожидании возражений, — а там и слуга приедет, которого я уже послала к Тиро. Он привезет тебе одежду, подобающую патрицию, а не наемному работнику! А если еще раз увижу, как ты вышел на улицу в плебейских коричневых штанах — отстегаю Оливу розгой за то, что плохо смотрит за твоей одеждой!
— А Оливу за что? — возмутился Лекс.
— А потому, что тебя стегать бесполезно, все равно сделаешь по-своему, да и опасно, Сканд неизвестно что сделает, если увидит, что на тебя руку подняли. А вот Оливу я могу стегать, и причем, буду делать это на твоих глазах, чтобы ты видел и тебе было стыдно! — Тара улыбнулась, как акула при виде жирного пловца, — ты людей любишь больше, чем себя, так что это на тебя скорее подействует!
— А ты такая шантажистка, оказывается… — восхитился Лекс.
— Я уже стара, чтобы лгать, — Тара сложила руки под объемной грудью, — все знают, ты выпрыгнешь на арену, спасая детей. Ты отдашь свою воду и лепешку незнакомым женщинам, которые идут по дороге, ты будешь переживать за жизнь воинов, чья работа убивать и умирать. Ты заступишься за монахов, и ради спасения их жизни отдашь самое ценное, что у тебя есть. Люди все это видят и тебя за это любят. Но это твое достоинство и твой недостаток. Тобой очень легко манипулировать и заставить делать то, что ты никогда бы не сделал ради себя. Ты выглядишь теперь, как взрослый, и тебе надо научиться принимать взрослые решения.
— Хорошо, — Лекс закинул край покрывала, как тогу, — я теперь буду суровым, но справедливым! Женщина! Дай мне немедленно одежду! Я приказываю!
— Ванная там! — Тара хмыкнула, — марш купаться, массажист уже побежал за маслом!
— Ты должна меня слушаться! Я хозяин в этом доме! — возмутился Лекс.
— Я лучше знаю, что тебе надо! Марш в ванную, пока я тебя туда за ухо не оттащила! — Тара уперла руки в боки.
— Ладно, иду…
Лекс ухмыльнулся и отправился, куда сказали. Он все равно собирался купаться, так к чему ссориться, если все равно будет, как он хочет? Благо, что планировка дома была одинаковой, и не надо было спрашивать, куда идти. От городского дома Сканда отличие было только в раскраске стен и отсутствии ваз в каждом свободном углу. Да и ванна была меньше. Вдвоем в ней не поместишься, даже если с Ламилем. Лекс дернулся, вспомнив о ребенке, как он там? Со всей этой линькой и изголодавшимся мужем он позабыл обо всем…
Лекс скинул покрывало и забрался в глубокий тазик, который здесь торжественно назвали ванной. Слуги предложили ему на выбор ароматное мыло и начали поливать его водой. Лекс перенюхал все горшочки с мылом и отказался от всего. Цветочные ароматы у него теперь ассоциировались со слабыми младшими, а от фруктовых запахов слегка подташнивало. Поэтому он отмахнулся от мыла, не настолько он грязный, чтобы так тщательно мыться. Смоет с себя подсохшие следы спермы и смазки, и хватит, а запах Сканда пускай останется вместо парфюма.
Массажист в набедренной повязке переминался рядом. Крупный мужчина с руками, как у кузнеца, похоже, волновался. Лекс сказал, чтобы он использовал новое масло, а не собранное с предыдущего человека, пусть бы это был хоть Кирель! В этом мире масло использовали несколько раз, скребками собирая излишек обратно в банку. Почему-то считалось, что масло, собранное с сильного воина, прибавит следующему клиенту здоровья, а масло, собранное с младшего, добавит чувственности. Массажист довольно закивал головой и Лекс сразу заподозрил, что масло, которое соберут с него, будет пользоваться большим спросом. Ну и пусть, главное, чтобы на него старое масло не мазали… брр-р…
В купальню вплыла Тара, она хотела видеть послушного рыжика. А то, что он был голый, это никого не смущало, и даже наоборот, его все рассматривали не как человека, а как узор на стене. Лекс только вздохнул и, выбравшись из таза, позволил, чтобы его промокнули от влаги и усадили на скамью. Массажист густо намазал его жидким маслом, похожим на оливковое… Лекс принюхался и даже лизнул руку, нет, скорее, оно похоже на конопляное…
Массажист тем временем принялся разминать его мышцы. Это было и больно и приятно одновременно… все же, линька в этом мире — это нечто. Лекс с ужасом вспомнил, как его скрючивало и выгибало. Это было чудовищно и нестерпимо. Начать с того, что кожа жутко зудела и лопалась, и Сканд снимал ее лоскутами, а с пальцев вообще снял шкурку, как чулок или перчатку. Порванную кожу на спине Сканд снимал тяжело, и все это проходило под страшный гормональный выплеск, когда член стоял колом, а новая кожа стала такой чувствительной, что он кончал от простого поглаживания. И при всем при этом у него росли кости. Страшно и больно. Лекс всем телом чувствовал, как позвонки шевелились и будто выворачивались, вытягиваясь, натягивали мышцы и сухожилия, пробивая судорогой и заставляя спину изгибаться под всевозможными углами. Разворачивались вширь ребра и легкие раскрывались — как будто крылья прорастали внутри.
Хорошо, что рядом был Сканд, он не давал чесаться, отвлекал поцелуями и ласками, поглаживаниями и умопомрачительным сексом. Они спаривались, как два ошалелых кролика, бросаясь друг на друга с неистовством и азартом подростков. И стоило замереть, пережидая очередной оргазм, как следующую мышцу сводило судорогой, и снова кости начинали болеть и зудеть просто до истерики. Лекс тогда посочувствовал Тургулу, у которого кости растут уже какой день. Теперь понятна его раздражительность, крики и зубовный скрежет по ночам. Это действительно настоящая пытка!
— Линька — это всегда так больно? — Лекс посмотрел на Тару, которая неприкрыто любовалась его новым телом.
— Человек растет от одной линьки, до другой, — Тара пожала плечами, — первая линька у детей всегда болезненна, они много двигаются и кости формируются под новые требования тела. Но если в дальнейшем девушка или младший не будут нагружены физической работой, то линька будет скорее сексуальным приключением, когда желание потрахаться заглушает любые другие желания. У старших и вторая и третья линьки болезненны. У воинов или ремесленников идет большая физическая нагрузка, и тело во время линьки формируется под новые условия выживания. Молодые воины вырастают за вторую линьку сантиметров на двадцать в течение дня. Конечно, это будет больно. Ты тоже не сидел на месте, вот и получил в итоге! Теперь ты похож на молодого воина больше, чем на младшего. Раньше ты был милашкой-симпатяжкой, а теперь ты сексуальный молодой парень, и не удивляйся, что теперь на тебя будут смотреть не только мужчины, но и женщины. Окажись ты в казарме, ты стал бы ценным призом для победителя. Я слышала, там существуют негласные соревнования за таких партнеров. Хорошо, что со Скандом не все решатся связываться, если бы твой старший был менее сильным воином, ему пришлось бы доказывать свое право на тебя.
— Но у меня есть муж! — возмутился рыжик.
— И кого это останавливало? Муж не стена, — пожала плечами Тара, — никто не может запретить иметь любовника или двух… порой такие отношения среди патрициев даже приветствуются. Это помогает семьям вести совместный бизнес. Когда отношения держатся не только на честном слове, но и на сексуальном влечении, это только укрепляет общее дело. И я бы тебе советовала сейчас остерегаться женщин. Они начнут тебя домогаться и, в отличие от мужчин, они ревнивы и не терпят пренебрежения к себе. Официальные жены опираются на свои родственные связи и порой имеют власти в семье столько же, сколько и старшие мужья. У вас со Скандом нет и не будет жены, а следовательно, никто вас не прикроет перед женами патрициев, которые будут теперь неприкрыто домогаться и тебя и Сканда.