— Кормить уже не господина Козюль, — пояснила вторая нубийка, — он без еды не выживет…
— Козлик должен есть вместе со всеми! Тиро, верни обратно тарелку, кто-нибудь, притащите Козявку сюда! В моем доме все едят на кухне! И только мы с мужем трапезничаем в атриуме, когда гости в доме, и Тургул, ему можно, как и другим раненым, а если ты в состоянии ходить, то обязан есть вместе со всеми!
Тиро рыкнул у подножия лестницы и оттуда стремительно слетела вторая сестричка. Вместо нее поднялся Пин и стянул вниз лохматого и явно полусонного Козюля. Он был в полупрозрачных шароварах и такой же прозрачной рубашечке.
— Тиро, ты выдал ему одежду империи? — уточнил Лекс и, увидев кивок управляющего, отдал команду, — я велел не появляться передо мной в прозрачных тряпках? Тиро, порви это непотребство! Я запрещаю носить еду в гарем, он не наложник, а воспитанник. Он может не тренироваться и не делать работы по дому, но дисциплина в доме для всех. Все одеваются, как положено, и едят, где положено.
— Он проплакал всю ночь, — Олива оказалась рядом и вздохнула, глядя, как Тиро рвет на худеньком теле одежду, — пожалей малыша, ему так тяжело, дай ему время привыкнуть.
— Я его сюда не в клетке вез, — Лекс выпрямил спину и ожёг взглядом Оливу, — и рабский ошейник на него не надеваю. Я даже пожалею его невинность, вдруг его семья обратно заберет, но я не буду делать ему поблажек и потакать его капризам. Он не дома, и ему надо это понять. Единственное, что от него требуется, это послушание и дисциплина.
Козюль разрыдался и пытался удержать на себе обрывки шаровар и рубашки. Тиро недовольно поморщился и подтолкнул его в сторону лестницы, с пожеланием, чтобы он сам оделся и вернулся обратно, как послушный ребенок.
— Тиро, Олива, напоминаю вам, что правила едины для всех, если Козюль будет плохо себя вести или попытается ещё раз устроить бардак в доме, вы должны будете его наказать, как будто это Май или другой из подопечных. Я не потерплю капризов ни от кого, кроме Ламиля, и то, звезда моя, — Лекс покосился на замершего ребенка, — я буду терпеть твои выбрыки до поры до времени, а потом отшлепаю и не посмотрю, что ты маленький! Понял меня? Будешь послушным, буду целовать и обнимать, — Лекс поцеловал малыша, — а если будешь баловаться, как тот мальчик, то по попе шлеп-шлеп!
Лекс тихонечко хлопнул по попке малыша, тот вопросительно поднял бровки и задумался. Все на кухне замерли, ожидая решения ребенка.
— Зи! — улыбнулся маленький собственник и отпустил косу Лекса.
Игры, зрелища и сплетни
Сборы в Колизей были стремительными. Лекса быстро переодели, переобули и переплели заново косу. Ламиль в это время разрешил Ма взять себя на руки и покормить, а потом прижался к Лексу и почти сразу заснул. Сканд подхватил мужа с ребенком на руки и положил их на паланкин, который сразу подняли и понесли из дома. Лекс только успел крикнуть, чтобы Ма не потеряли по дороге в этом людском муравейнике.
На улице действительно было много подвыпившего народу. Хорошо, что носилки сопровождали и монахи. Лекс как-то незаметно для себя привык к их молчаливому присутствию в своей жизни. И теперь, не увидев на улицах безликих фигур в мешковатых рясах, он скорее ощутил бы тревогу, чем чувство свободы от соглядатаев. Лекс переложил Ламиля с плеча на колени и стал крутить головой, вбирая в себя ощущения праздника. Все люди бурно приветствовали Сканда и Лекса, и почти сразу замолкали, увидев спящего ребенка на его коленях, но это не мешало людям радоваться их появлению и махать руками, выражая восторг.
Лекс внимательно рассматривал надписи и рисунки на стенах. Местные жители использовали их, как каналы городских новостей. Глядя на эти надписи и рисунки, можно было понять, о чем переживает город. После победы над пиратами люди рисовали горящие корабли и проклятия пиратам. Когда приехал Чаречаши, то появились надписи с его именем. Когда родился ребенок — стали рисовать императорскую чету, и хотя эти рисунки порой напоминали шаржи, но надписи были добрыми. Люди писали здравицы императорам и ребенку. А сегодня Лекс опять увидел свастику огня, или, как ее здесь называли, знак Саламандры. А еще появились узоры орнамента, где свастика переплеталась вокруг меча, а теперь еще сюда вплели и пятиконечную звезду.
Лекс попросил задержаться возле такого орнамента. Изображения свастики и звезды будили воспоминания из прошлой жизни, а в сочетании с мечом это выглядело, как в театре военной пропаганды, и вызывало тревогу…
— Интересно, — Сканд задрал голову и рассматривал орнамент из повторяющихся фигур, — звезда, похоже, вписалась в нашу семью и стала ее частью. Я не против, ты очень красиво смотришься с младенцем на руках. Надо будет заказать камнерезам статую с этим изображением. Сделать большую статую для украшения дома, и еще маленькую, чтобы я брал ее в поход.
— Какой поход? — заволновался Лекс, — разве намечается какая-то война?
— Армия должна воевать, — Сканд пожал плечами, — какой смысл держать ее дома? Вот выплатят людям до конца все деньги после Теланири и пиратов, вояки их пропьют и прогуляют и начнут ныть, что им скучно. А где скука, там и падение дисциплины, и сразу драки и беспорядки. А когда армия на марше, то все собраны и сосредоточены на предстоящей цели. Так что, рано или поздно, но для нас найдется дорога и неприятель в конце пути.
Сканд скомандовал отправляться дальше, а Лекс задумался о будущем. Неужели нельзя найти мирное применение такому количеству людей? Тем более, что скоро начнется стройка, границы города будут расширяться, потребуются сильные мужские руки… надо поговорить с Кирелем…
На улицах продолжалась праздничная суета. Но сегодня горожане торопились занять места в Колизее. На подходах к Колизею появились «живые афишки». Молодые парни стояли на тумбах и с выражением и вычурными позами рассказывали о предстоящих выступлениях. Сегодня вместо добровольной жертвы на арене Колизея будет проведена казнь преступников. Ораторы вдохновенно вещали, кто именно и за какие злодеяния будет сегодня умерщвлен, и каким именно способом. Там было и затаптывание насмерть грузовыми ящерами и разрывание на куски ездовыми. И, конечно, травля боевыми.
Во второй части представления выступали пираты. «Афишки» взмахивали руками в экстазе и закатывали глаза, рассказывая, при каких условиях пираты попали в плен. Они со вкусом перечисляли всех плененных пиратов поименно, особо красочно расписывая их кровожадные подвиги и ужасную славу. Они твердили один и тот же заученный текст и выглядели, как голографическая запись с одной новостью, запущенной по кругу. С той лишь разницей, что стоило рядом с афишкой появиться в этот момент Сканду, как оратор прерывал выступление и, вытянув руки к генералу, начинал вещать здравицу «верному мечу империи, непобедимому и могучему Сканду и его прекрасному супругу!», но стоило паланкину с Лексом и ребенком продвинуться дальше, как оратор начинал свое выступление с оборванной ранее фразы о предстоящем событии в Колизее.
Кроме этого, в обязательном порядке перечислялось, сколько и чего выставляла каждая из городских гильдий для угощения зрителей в Колизее. Поскольку зрелища для народа проводились с утра и до наступления вечерних сумерек, то список рыбы, мяса, лепешек, фруктов, вина и пива был внушительным и занимал значительное время при перечислении.
Когда Сканд подвел паланкин к арке ворот Колизея, Лекс уже мог сам выдать заученный текст. И хотя солнце было еще утренним и не особо жарким, но Лекс с удовольствием оказался в прохладе внутренних коридоров. Ламиль проснулся от перемены температуры и недовольно захныкал. Лекс прижал к плечу сонного ребенка и тот, успокоившись, засопел дальше. На большом балконе императорской фамилии было многолюдно. Все выглядели энергичными и почти трезвыми, и только ароматы, носящиеся в воздухе, били даже по ослабленному обонянию Лекса. Ламиль же от подобных запахов проснулся и недовольно закрыл ладошкой нос.
Сканд довел Лекса до кресла Киреля, а сам отправился общаться с гостями. Шарп, не стесняясь, спал в кресле, но при этом все равно выглядел внушительно, как и надлежит главе государства. Кирель попытался переманить Ламиля на ручки, но тот капризничал и на уговоры не поддавался. Кирель в ответ с довольной ухмылкой притянул к себе на колени Лекса, и, приобняв прекрасного рыжика, продолжил заигрывать с ребенком. Со стороны все это опять выглядело весьма фривольно, особенно когда Кирель, не стесняясь, погладил Лекса по спине и пощупал округлую попу. Вместе с этим Кирель склонился к шее Лекса и оставил там весьма недвусмысленный поцелуй, а после притянул его ближе и жарко зашептал:
— Завтра будут скачки и прочие военные игрища на Марсовом поле, а вот на следующий день мы все поедем в старый город. Официально — посмотреть на город и оценить ущерб после военной баталии, а на обратном пути я собираюсь тебя похитить, — Кирель поцеловал Лекса еще раз и обвел взглядом аристократов, которые упорно делали вид, что не подсматривают и уж тем более не подслушивают. Кирель хмыкнул и несколько особо наглых стремительно отодвинулись. Кирель опять склонился к уху Лекса и продолжил на тон тише, — в имении Сканда к тому времени скуют второй клинок. Я хотел бы посмотреть на них раньше остальных. Поэтому мы с тобой сделаем петлю в имение Сканда, и ты мне все покажешь и объяснишь.
— Хорошо, — Лекс улыбнулся и кивнул головой, — но мы можем все сделать намного тише. Я заведу в дом пару монахов, переоденусь в рясу одного из них, а со вторым выйду из дома. Мы тихо и незаметно посетим имение мужа, если ехать верхом, то это пару часов в одну сторону, пара в другую, и никто в городе об этом не узнает.
— Хорошо, — Кирель еще раз посмотрел на патрициев, околачивающихся поблизости, — я пришлю тебе монаха, с которым ты передашь посылку, они отвезут ее, куда надо. Когда начнет смеркаться, к тебе придут.
— Спасибо папа, — Лекс в очередной раз улыбнулся и спустился с колен первосвященника.
— Мы сделали правильный выбор, когда отдали тебе младшего сына, — Кирель сказал достаточно громко, чтобы услышали все, — малыш так и льнет к тебе. И это прекрасно! Шарп! — Кирель ткнул императора в бок пальцем, тот от такого тычка открыл глаза и, повернув голову, покосился на Первосвященника осоловелыми спросонья глазами. Кирель продолжил, как ни в чем не бывало, — раз уж все дети в сборе, то можно открывать игрища.