Мальчишка с разбегу бросился под кровать, совсем не обращая внимания на голых взрослых. Под кроватью раздалось сопение и недовольный девичий визг. Вскоре мальчишка выбрался оттуда, таща за шиворот маленькую чумазую девочку. Она сопела и упиралась. Стоило брату ее вытащить из-под кровати, она вцепилась в простынь двумя ручками и заверещала.
— Не хочу купаться! Не хочу! Ой, а что вы делаете? — малышка мило улыбнулась и стала похожа на пыльного ангелочка, а потом ангелочек открыл рот и поинтересовался, — что, будете засовывать писю в попу? Это же больно! Перестаньте немедленно, а то я маме скажу, и она вас розгой побьет!
— Это не папины наложники, им можно, — авторитетно заявил паренек и решительно рванул ангелочка к двери, — отпусти простынь, а то тебя мама точно побьет розгой, она тебя уже давно ищет.
— Ой, а что я нашла! — ангелочек отпустила простынь и схватилась за матрас.
Лекс совершенно растерялся, когда увидел в детском кулачке навершие рукояти «подматрасного меча». Насколько он помнил, меч был тяжеленный. А ребенок тащил его, как будто он был деревянный, перехватив для надежности второй рукой за рукоять, она рванула меч сильнее, так, что показалось лезвие.
— Это мой меч! — рявкнул возмущенный генерал.
— Нет, мой! А-а-а, — ангелочек перешел в ультразвук, а потом перевел дух и спокойно добавил, — я его первая нашла, он мой!! Мой!!
— Сейчас на одного ребенка в этом доме станет меньше, — пообещал Сканд и попытался пересадить Лекса на кровать, чтоб отвоевать свой меч обратно.
За это время брат дернул сестру ещё раз, Октавия умудрилась достать меч целиком из кровати и он, ожидаемо, упал всем весом на пол, громко звякнув и заодно придавив пальцы ребенка. Ангелочек устроил такой крик, что примчались служанки и мама упрямой девульки-красотульки. Она подхватила малышку с пола и удостоверившись, что все живы и даже пальцы целы, отвесила пареньку подзатыльник и наконец забрала детей из комнаты.
— Дети… — вздохнул у двери Тиро и, недовольно погрозив пальцем Сканду, как будто он был виноват в случившимся, наконец закрыл дверь.
— Э- э… — растерялся Сканд, — такая маленькая, а такая… такая… р-р-р.
А потом, подмяв под себя рыжика, наконец поцеловал ненаглядного. В голове Лекса будто взрыв произошел, как он успел подзабыть, как же он любил эти губы, этот жадный язык. И вскоре рыжик беспомощно скулил, уже не понимая, что с ним происходит и почему его мозг полностью утратил контроль над телом. Было жарко и томно, а Сканд склонился над ним, целуя шею, плечи, шепча что-то нежно-жаркое и постанывая, заводясь все сильнее и сильнее.
— Надо туники выбрать и тоги, — Тара вошла в комнату, неся вместе с двумя рабами ворох цветной ткани, — поскольку у вас равный брак, можно одинаковые туники, а тоги одного цвета, но разные по тону. Тара споткнулась о меч, который так и валялся на полу, и только после этого посмотрела на кровать. — Ну ладно, я зайду позже, а вы тут поторопитесь. Если вы решили идти в театр, то я распоряжусь, чтобы ваш паланкин достали со склада!
— Защелки на двери нет? — поинтересовался Лекс, когда дверь за домомучительницей закрылась, — я так не могу! Я не могу, когда вокруг все ходят и смотрят!
— Пошли, — Сканд замотал обожаемого в брошенную тогу, а сам закутался в сброшенную простынь, — в комнате Тиро есть защелка!
Они схватились за руки, как подростки, убегающие от родителей, и бросились в комнату домоправителя. Защелка была на месте и наконец можно было закрыть дверь. Кровать была узкой, но сейчас это стало уже не важно. Лекс грубо свалил Сканда на кровать и, сбросив ненужную тряпку, уселся сверху. Перед глазами все плыло от желания, сердце билось под ребрами. Лекс плюнул на руку и попытался себя хоть немного растянуть, он бы сейчас не отказался даже от отработанного массажного масла. Сканд только скалился, похоже, его терпение тоже было на пределе. Лекс качнулся вперед и укусил Сканда за грудь, чувствуя, как его пальцы скользят внутри, а потом плавно сел на истекающий член мужа. И только после этого выдохнул.
Если он и ожидал боли или дискомфорта после перерыва, то явно ошибался. Тела будто вспомнили друг друга и плавно соединились, как будто были созданы именно для этого мгновенья. Сканд только рыкнул, побуждая двигаться, а потом подхватил белоснежные бедра и задал темп своему безумию. Рыжик выгибал спину, чтобы насадиться глубже, и только вскрикивал, когда получал долгожданное. Он и сам не понял, как быстро кончил, забрызгав себя и мужа белесыми каплями. Сканд рыкнул и сев, прижал свое рыжее сумасшествие, пока выплескивался внутрь.
— Трахаются! — из-за окна раздалось восхищенное мальчишечье чириканье, — прикинь, тот рыжий, оказывается, старший! Точно говорю! Всем известно, кто сверху, тот и старший!
Сканд, лениво подняв подушку, кинул ее в окно. За окном голоса смолкли, а потом послышался хруст веток, по всей видимости, любопытные наблюдатели и не подумали уйти. Лекс слабо хихикнул в плечо мужа, а потом без перехода прикусил ему мочку уха. Сканд довольно рыкнул и, схватив рыжие волосы в кулак, оттянул зубастика ровно настолько, чтобы взять наглые губы в плен. Лекс с трудом вынырнул из поцелуя и схватил Сканда за шею, перенося свой вес на его плечи, приподнимаясь и опускаясь опять. Член мужа внутри опять стал каменным и Лекс повел бедрами, наслаждаясь расширенными от удовольствия зрачками Сканда.
За окном опять хрустнуло и послышалось шиканье, Сканд почувствовал, как напрягся ненаглядный и, подхватив его под попу, в два шага оказался в углу возле окна. Это была слепая зона для юных наблюдателей, и Лекс довольно выдохнул, наконец отдаваясь удовольствию без лишних мыслей. Сканд вцепился в белоснежные бедра мужа и с порыкиванием вдалбливался в податливую упругость, а Лекс упивался этим неистовством и контролем, заботой и яростью. Как контролируемый поджог, когда огонь, такой неистовый и жадный, осторожно подбирает лишь то, что ему позволено, в надежде, что контроль ослабеет и он вырвется на свободу, пожирая все. Это было неимоверно сладко, сгорая, самому контролировать пламя.
И Лекса понесло от этого жара внутри и выкинуло куда-то за горизонт, там, где он лежал, расслабленный, как медуза, на крайне довольном муже. Сканд теперь сидел у стены и слабо возил пальцами по влажной спине рыжика, расцарапанной о побеленную стену дома. Кожа слабо пекла, но это было не важно. Намного важнее было успокоить заполошное сердце.
— Кажется, мы сегодня уже мылись? — Сканд собрал капельку пота между ягодиц рыжика и отряхнул следы побелки на его плечах, — отнести тебя в купальню?
— Нет, — Лекс слабо завозился, — не хочу опять раздеваться перед всеми. Я не актер, чтобы сверкать голой задницей на публику. И ты не смей красоваться перед чужими, ты только мой! Понял?
— Я отогнал мальчишек, — за окном раздался голос Тиро, — можете спокойно вылезти из угла. Сканд, когда это ты стал таким стеснительным? Если откроете дверь, то там Милка стоит с мокрыми полотенцами. Я так рад опять увидеть ее в доме! И больше не выкидывай мою подушку из окна!
*
Выход в театр сегодня был организован по всем правилам. На паланкине и с мальчиком, несущим фонарик перед носильщиками. Тара отдала своих носильщиков молодым супругам, удивившись в очередной раз, что паланкин есть, а кому его нести — нет. Жены офицеров разоделись в яркие хитоны и, соорудив на головах замысловатые прически, расположились в двух паланкинах, которые следовали за паланкином, в котором возлежали Сканд с Лексом. В городе уже все были в курсе и победы и особенно богатых трофеев, которые возили через весь город два дня и ночь. Но самое главное, это, пожалуй, была сама победа и уничтожение всех пиратов. Это было как давно ожидаемая месть за прошлое поражение и гибель родственников.
В городе все встречные приветствовали Сканда с мужем восторженными криками и поздравлениями, люди бросали дела, чтобы выразить свой восторг от гибели пиратов и свершившейся мести. Поэтому вскоре вся эта процессия напоминала маленькую демонстрацию или митинг. Люди шли рядом с паланкинами и скандировали «Слава Сканду — победителю пиратов!». Сканду даже пришлось сесть в паланкине, чтобы его было лучше видно всем. Лекс, наоборот, вольготно улегся у него на ногах и сонно клипал глазками, в театр совершенно не хотелось, хотелось свернуться калачиком и поспать, пусть даже и под вопли толпы.
Когда паланкины добрались из центра города до окраины, где располагался театр, сумерки плавно переходили в ночь. Стоило паланкинам остановиться у театра, как Сканд велел ближайшему носильщику встать на четвереньки и забрался к нему на спину, как на трибуну.
— Поприветствуем жен офицеров, которые так мужественно защищали наш порт! — Сканд показал на женщин, которые осторожно выбирались из паланкинов, — поприветствуем жену Пладия, чье беспримерное мужество и отвага спасли город от пожара. Он рисковал своей жизнью, жизнями своих людей и сохранностью своего корабля, когда остановил горящие суда, которые пытались прорваться в город! Старый город не забудет мужество своего спасителя!
— Решил поделиться лаврами с Пладием? — Лекс поцеловал мужа в щеку, когда тот спустился со своей трибуны.