— Вот, хочу посмотреть, что же такое Жоао дал дочери и приказал спрятать даже от мужа.
— Может, там брильянты?
— В Анголе могли быть только необработанные алмазы. Но не думаю, в гильзу много не спрячешь. Максимум на несколько десятков тысяч долларов. Это если знаешь, кому их сбыть.
— Несколько десятков?! — для меня такая сумма до сих пор оставалась несусветной.
— Рэгги, Жоао мог подарить дочери платье за три тысячи евро, просто чтобы доставить ей радость. Так что даже вдесятеро большая сумма не была для него чем-то запредельным, и он не стал бы строить из неё великую тайну.
Саша зажал гильзу в тисках, аккуратно отпилил ножовкой по металлу донце и вытащил из неё свёрнутый в тугой рулончик полиэтиленовый пакетик с застёжкой.
Разорвав его, он вынул и развернул небольшой лист бумаги, пробежался по нему глазами и, криво усмехнувшись, протянул мне.
— Вот так. Судьба любит злые шутки.
Я посмотрела на лист. Написано было не по-английски, и я вернула его Саше.
— Рэгги, когда Мерседес умирала от голода и рака, на шее у неё был ключ к деньгам её отца. Правда, деньги эти лежат «за ленточкой», — он снова горько усмехнулся, — и добраться до них — задачка ещё та. Тут, — он махнул листком, — номера счетов в трёх банках на Виргинских островах[50] и пароли к ним.
— Но почему… — я замолчала, пытаясь сформулировать мысль, но Саша меня понял.
— Почему?.. Мерседес вообще-то перешла с семьёй мужа спустя неделю после смерти Жоао. Если предположить, что они переходили, как и я — в три дня, то, скорее всего, Жоао и знать ничего не знал о Новой Земле, а пытался подстраховать свою дочь в том мире.
— Что будем с этим делать?
— Пока — думать. А сейчас — пойдём спать.
25 число 08 месяца 24 года. 11 часов 27 минут. Над Конфедерацией. Алехандро Бланко
Винты «Глории» поют свою нескончаемую «песнь полёта», с каждым оборотом приближая нас к столице Конфедерации. Я сижу на правой чашке и с удовольствием ощущаю её через штурвал и педали.
Витал сидит слева и молча наблюдает за мной. Похоже, что ему слегка неловко выступать в роли инструктора для человека, у которого в пятьдесят раз больше налёта. Поймав мой взгляд, он смущённо улыбается и, пытаясь куда-нибудь деть глаза, оглядывается в салон, где сидят и чешут языками наши сокровища.
Когда он поворачивается обратно, то в его глазах скачут бесенята.
— Слышь, Саш, ты не чувствуешь, как твои кости постепенно белеют?
— ?!
— Благодаря язычкам наших милых дам к Порто-Франко они дойдут до состояния, как говорят физики, «абсолютно белого тела»!
Самолёт начинает непроизвольно раскачиваться, в проёме двери появляется лицо супруги, и она с нехорошим интересом разглядывает наши киснущие от смеха физиономии, а затем обращается к Глории.
— Нет! Глори, ты только посмотри! Стоит их на пять минут оставить без надлежащего контроля, как они начинают травить анекдоты «про баб», и им так над нами смешно, что они самолёт чуть на закритический угол не поставили!
— Рэг-ги! Ну почему сразу «про баб»?!
— А про кого вы без нас трепетесь?! — жёнушка цапнула меня за ухо и ощутимо потянула.
— Так! Вылазь, я тоже хочу порулить!
Я выбрался из-за штурвала и, не удержавшись от шкоды, прижал Рэгги к себе и наградил долгим, возбуждающим поцелуем. Она ответила мне многообещающим (во всех смыслах) взглядом и уселась за штурвал. Глори сменила Витала, и мы с ним действительно принялись за анекдоты на «дамскую тему».
Но продолжалось это удовольствие от силы четверть часа. Рэгги внезапно вернулась в салон и сказала Виталу, что его хочет видеть Глори.
Как только за ним закрылась дверь кабины, Рэгги повернулась… и у меня побежали по коже мурашки — у неё был взгляд месяц постившейся каннибалки…
— Ну что? Думал, пошалишь, и тебе за это ничего не будет?! Ща узнаешь, как жену заводить где ни попадя!!! — и Рэгги рывком стянула с себя футболку…
[50] Виргинские острова — протекторат Великобритании в Карибском море. Благодаря своему финансовому законодательству, одна из всемирных «прачечных грязных денег».