Читать книгу «Возвращение в жизнь» онлайн.
Виктору Дмитриевичу и Вере Георгиевне поручили срочно составить для второкурсников программу открытого концерта из новых произведений советских композиторов.
Два дня пролежал на письменном столе чистый лист бумаги с красиво выведенным заголовком,— так всегда выводят заголовки, когда не знают, что писать дальше.
К концу второго дня все поле листа покрылось буквами В. Н., знаками скрипичного ключа и силуэтами адмиралтейской иглы. После нескольких вечеров, проведенных с Аркадием Черновым, соображалось туго. На память ничего не приходило, кроме двух-трех произведений Хачатуряна, а напрягать сейчас память Виктор Дмитриевич был не в состоянии. Можно было бы заглянуть в литературу, но надо ехать в музыкальную библиотеку, утруждать себя, тратить вечер.
Лучше выйти на улицу, немного проветриться. Он так и сказал жене: пойду проветриться. Ася смолчала. Она знала, что это значит.
Но и от кружки пива и от выпитой еще к тому же водки голова не просветлела и память ничего не раскопала. Зато все трудное показалось легким и пустячным, из-за чего не стоило ломать головы, — как- нибудь обойдется.
За соседним столиком толстогубый мужчина, захлебываясь смехом и ударяя пустой кружкой по столу, рассказывал:
— Вот я и говорю ему: если водка мешает работе, брось работу...
Вместе с приятелями толстогубого Виктор Дмитриевич тоже рассмеялся, забыл о несоставленной программе и пересел за соседний столик...
Приехав в консерваторию, он попытался схитрить:
— Программу надо составить из произведений классиков, —заявил он Вере Георгиевне, которая слушала его с удивлением, но не возражая. — Классика есть классика... Я пересмотрел все и не нашел сейчас ничего оригинального, интересного, что можно было бы рекомендовать студентам.
Сквозь залепленные мокрым снегом окна в класс просачивался жидкий свет январского дня. Зябко потирая руку об руку, чтобы скрыть волнение, Виктор Дмитриевич гадал: «Пронесет? Или будет неприятность?»
Вера Георгиевна достала из портфеля ноты, села за рояль и сыграла начало новой рапсодии молодого армянского композитора, Не убирая пальцев с клавишей, она спросила:
— Плохо?
Ссутулившись, он нервно облизал губы и промолчал. Кажется, не пронесло...
— Все оригинальное и интересное создано классиками на все века вперед? Так? — Слова Веры Георгиевны звучали не вопросом, а обвинением. — Странная точка зрения. Нет, не странная — обычная точка зрения отставшего человека. Хорошо, программу мы составим без вас.
Виктор Дмитриевич не желал затягивать разговора, принявшего крайне неприятный оборот. Но Вера Георгиевна попросила еще немного задержаться.
— Я знала вас другим... растущим человеком... Плохо, плохо вы живете, Виктор Дмитриевич. А если ты плохо прожил день — опустился на ступеньку ниже. Другие в это время идут вперед, ты отстаешь от них, и можешь отстать так далеко, что потом и не догнать...
Они вышли в коридор. В коридоре было сумеречно. В крайнем классе кто-то пел «Средь шумного бала...», через пять-шесть тактов сбивался и, откашлявшись, начинал снова.
— Я не устраиваю слежки за вами, не думайте, Но я знаю, что вы пьете, — сказала Вера Георгиевна.
Он предпочел не возражать. Самое глупое, что можно сделать в таком положении, — отрицать или оправдываться.
— Даю вам слово... Я понимаю... — проговорил он так тихо, что Вера Георгиевна еле расслышала.
— В том-то и дело, что не понимаете, — покачала она головой. — А мы все очень хотим, чтобы вы поняли...
Виктор Дмитриевич совсем испугался, когда через несколько дней его остановил Силантьев. Взяв под руку, профессор повел его с собою и по дороге начал отечески уговаривать бросить пить.
— Ведь мы так верим в вас. Неужели вы дадите погибнуть своему таланту? — Силантьев говорил, чуть склонив седую голову и улыбаясь зоркими, совсем не старческими глазами. Он всегда улыбался — должно быть оттого, что радостно жить человеку на свете, когда он знает, что не зря прожил свои шестьдесят с лишним лет. В дни международных конкурсов и фестивалей профессор получал телеграммы и письма из Праги, Варшавы, Бухареста, Берлина, Вены от своих бывших учеников.
Виктор Дмитриевич обозлился и на Веру Георгиевну и на Силантьева. Ему казалось, что все несправедливо ополчились против него. Но он не мог не признаться себе, что авторитет его серьезно пошатнулся. Что же будет дальше? Нет, надо взять себя в руки, — ведь ты же не Аркадий Чернов!..
После этого случая Ася начала надеяться, что муж одумается. Он сказал ей:
— Больше не буду пить. На этом — действительно конец. Даю тебе слово.
Давая слово не пить, он не хотел никого обманывать. Такое же слово он одновременно давал и себе. В первое время клялся не пить совсем. Увидев, что из этого ничего не получается, стал давать другое слово — пить в меру. Но и пить в меру — тоже не получилось. Стоило попасть в рот хоть капле водки — начиналось прежнее...
Весь год прошел то в просветлениях и остановках, то в срывах и запоях, разрывы между которыми становились все короче.
Ася уже совсем начала терять голову. Что же делать?