Мария Лукьяновна с керосиновой лампой в руках. В ламповое стекло воткнуты щипцы для завивки волос.
Мария Лукьяновна. Как, по-твоему, Сенечке лучше понравится: мелкой зыбью завиться или крупными волнами? Серафима Ильинична. Разве, Машенька, догадаешься? Мария Лукьяновна. Как же все-таки быть?
Серафима Ильинична. Я тебе посоветую, Машенька, так: сделай спереди мелко, а сзади крупно, вот и будет без промаха. (Поет.) «Вы спите, юные…».
Мария Лукьяновна. Он, наверное, скоро вернется, мамочка, ты живей растирай.
Серафима Ильинична. Я и так, как динама-машина, работаю — два желтка навертела на полный стакан.
Мария Лукьяновна. До чего он любитель до гоголя, страсть.
Серафима Ильинична. Пусть уж нынче полакомится. (Поет).
Мария Лукьяновна. Как ты, мамочка, думаешь — он на место устроится или нет?
Серафима Ильинична. А то как же? Теперь непременно устроится.
Мария Лукьяновна. Скажут — нету работы, и кончен бал.
Серафима Ильинична. Разве может в России не быть работы, да у нас ее хватит хоть на все человечество, только, знай, поворачивайся.
Мария Лукьяновна. По какой же причине не все работают?
Серафима Ильинична. По причине протекции.
Мария Лукьяновна. Почему ж это так?
Серафима Ильинична. Потому что в России так много работы, что для каждого места не хватает протекции. Скажем, место имеется, а протекции нет, вот оно и пустует от этого, Машенька. А уж если у Сенечки есть протекция, то работа отыщется — будь покойна.
Мария Лукьяновна. Неужели мы, мама, опять заживем. Серафима Ильинична. Заживем, обязательно заживем. (Поет).
Обе.
Мария Лукьяновна. Это что за письмо?
Серафима Ильинична. Брось, наверное, старое.
Мария Лукьяновна. Нет, не старое… запечатано… и тебе адресовано.
Серафима Ильинична. Ну-ка, Машенька, прочитай.
Мария Лукьяновна. Что такое? (Читает.) «Многоуважаемая Серафима Ильинична, когда вы прочтете это письмо, меня уже не будет в живых. Предупредите поосторожней Машу».
Серафима Ильинична. Боже праведный!
Мария Лукьяновна. Погоди. (Читает.) «Пальто мое демисезонное и портсигар отправьте брату в Елец. Семен». Как же это возможно? Да что ж это? Батюшки! (Падает на кровать. Рыдает).
Серафима Ильинична. Маша! Машенька! Ну, не плачь, ради бога, не плачь.
Распахнув двери, входят Гранд-Скубик, отец Елпидий, Калабушкин, модистка, портниха, Маргарита Ивановна.
Отец Елпидий. Плачьте, плачьте, вдова Подсекальникова. Обнимите детей своих и взывайте с рыданием: «Где ваш папочка? Нету папочки. Нету папочки и не будет».
Александр Петрович. И не было.
Отец Елпидий. Чего?
Александр Петрович. Папочки не было, я говорю.