Ренье Анри Франсуа Жозеф де (псевдоним Гюг Виньи; 1864–1956) — французский поэт, писатель. В русском переводе собрание его сочинений в 19-ти томах вышло в Ленинграде в 1923–1926 гг.
49
Иванов Вячеслав Иванович (1866–1949) — поэт, драматург, историк. С 1924 г. жил в Италии.
50
Керженцев (настоящая фамилия Лебедев) Платон Михайлович (1881–1940) — публицист, один из руководителей Пролеткульта. Полпред в Италии в 1925–1926 гг. Автор книги «Творческий театр» (М., 1918). Занимая в 1936–1938 гг. пост председателя Комитета по делам искусств при СНК СССР, выступил в адрес Вс. Э. Мейерхольда с разгромной критической статьей «Чужой театр», а 7 января 1938 г. подписал приказ о закрытии ГосТИМа.
51
Райх Зинаида Николаевна. — См. коммент. 2, 3 к п. 26.
52
Город Щецин с 1945 г. в составе Польши.
53
Сибор (настоящая фамилия Лившиц) Борис Осипович (1880–1961) — скрипач.
54
«Иосиф Прекрасный» — балет, поставленный в Большом театре в 1925 г. Композитор и дирижер С. Н. Василенко, балетмейстер К. Я. Голейзовский, художник Б. Р. Эрдман.
55
Комментарием к этому письму служат воспоминания Н. Р. Эрдмана:
«В 1925 году, в августе месяце, мы — П. А. Марков и я — прожили около двух недель в Сорренто и почти ежедневно бывали у Алексея Максимовича. Все свободное от работы время Алексей Максимович со щедростью отдавал посторонним людям, и мы безмерно этим пользовались, легкомысленно полагая, что нам лишать себя общества Горького все-таки тяжелее, чем ему терпеть наше.
В один из вечеров, было уже довольно поздно, перед тем как проститься, Алексей Максимович прогуливался с нами по саду.
— Вы что же, не хотите, чтобы я прочитал вашу пьесу?
В темноте я не видел лица Горького, а голос мне показался суровым.
Я бросился в гостиницу, к счастью, она находилась тут же, через дорогу, и через несколько минут моя отпечатанная на машинке пьеса была у Алексея Максимовича.
Уснул я с трудом и ненадолго, часов в семь утра меня разбудил стук в дверь, и в номер вошла итальянка, которая сказала, что синьор Горький немедленно просит к себе синьора Эрдмана.
Я не знаю итальянского языка, и слово „немедленно“ я понял по ее жестам.
Неожиданное приглашение в такой ранний час заставило меня переусердствовать, и я побежал к Горькому в пижаме.
Алексей Максимович в просторном светло-сером костюме сидел за столом. На столе лежала моя пьеса, рядом с ней лист бумаги, на котором, как я догадался, были выписаны номера страниц.
— Мне пьеса понравилась, — сказал Горький. — Хорошая пьеса. Умно. Смешно. Вот у вас там жилец ходит в горшке из-под лапши. Это Мейерхольд придумал?
— Нет, это я, я придумал.
— Это вы плохо придумали. А вот разговаривают у вас люди интересно. Язык хороший. Только почему вы пишете… — и Горький, заглядывая в листок, стал перевертывать страницы пьесы и читать фразы, которые он отметил как неудачные. Ометок было много, и я чувствовал, как от моего хорошего языка почти ничего не остается.
— Вы пробовали когда-нибудь писать рассказы?
— Нет.
— И не пробуйте. Пишите пьесы. Вот я ни одной хорошей пьесы не написал. А вы, по-моему, напишете. Обязательно напишете. Потому что вы драматург. Настоящий драматург.