Естественно, разветвленная сеть в городе имелась, обеспечивая поддержание чистоты на вполне приемлемом для своего времени уровне.
Знакомство с военными сооружениями заняло у Федора гораздо больше времени, чем ожидалось, и растянулось не на один день. Город оказался огромен и сооружения тоже. На перешейке, отделявшем Карфаген от материка, финикийцы возвели сразу три ряда укреплений высотой примерно метров пятнадцать. Толщину же Федор определил в десяток. Со стороны моря полуостров защищала только одна стена, зато несколько выше. Правда, существовала еще и внутренняя преграда, отгораживавшая город от акватории порта.
В мощных зубчатых башнях, разделенных на этажи и напичканных метательными машинами, строители соорудили подвалы, уходившие под землю на десятиметровую глубину. И чтобы они не пустовали в мирное время, там оборудовали склады, либо арсеналы, или даже тюрьмы. Вероятно, в одну из них Федор едва не угодил, как только ступил на берег.
Однажды он все же упросил Акира посодействовать в удовлетворении его непомерной любознательности, и, договорившись с охраной, они поднялись на одну из башен внутренней крепостной стены, с которой открывался великолепный вид на торговый порт и море. Стоя на самой верхней площадке, морпех заметил слева еще одну круглую, словно специально вырытую человеческими руками довольно обширную бухту, также отгороженную от прочих мощными стенами. О предназначении этой внутренней акватории Акира расспрашивать не стоило, все и так лежало на поверхности. Она являлась военной гаванью Карфагена, сердцем ее некогда могучего флота.
И все же кое-какие разъяснения Акира понадобились – Федор обнаружил на просторах бухты много странных сооружений. В центре находился остров с расположенной на нем ставкой наварха[106], возвышавшейся над окрестными зданиями и военными сооружениями настолько, что командующий всегда имел возможность наблюдать за морем и кораблями. Как своими, так и неприятельскими.
– Резонно, – согласился Федор, выслушав короткий пассаж приятеля. – А что за башня венчает резиденцию?
– Оттуда подают сигналы кораблям, – просто ответил Акир.
Вокруг острова и самой гавани тянулись внушительного размера судовые доки, пренебрежительно названные сенаторским помощником сараями и рассчитанные, с его слов, на две сотни кораблей. Здесь же располагались склады и арсенал. У входа в каждое такое строение, легко вмещавшее квинкерему со всеми потрохами, не говоря уже о более мелких посудинах, высилось по две колонны, что придавало всей бухте, и особенно клочку каменистой земли с резиденцией наварха, вид сплошного греческого портика колоссальных размеров.
Глядя на все это военно-морское великолепие, Федор почувствовал, как у него защемило сердце. И он снова ощутил желание попасть в морские пехотинцы. Спускался вниз он совсем нехотя. Море манило его своими волнами, имевшими у этого африканского берега какой-то особенный, лазурный оттенок.
В черте города также размещались казармы для двадцати тысяч пехотинцев и пяти тысяч всадников. Акир полагал, что его спутника, в недавнем прошлом лихого бойца, подобная информация весьма заинтересует, тем более что тот все еще мучительно размышлял, встать ли ему снова на путь воина или избрать благородное ремесло торговли. А потому, напустив на себя таинственный вид, помощник Магона излагал это Чайке якобы под большим секретом.
Проходя мимо казарм пехотинцев, Федор хоть издалека, но узрел еще одно военное чудо – место расположения «тяжелых боевых машин» карфагенской армии. Точнее, сначала услышал страшный рев, а затем своими глазами увидел, как из-под широкой арки каменного здания на улице неторопливо появились сразу три огромных слона, управляемые сидевшими на шеях погонщиками. Покачивая острыми бивнями, гиганты прошествовали мимо.
– И много у вас таких чудовищ? – зачарованно спросил Федор, проводив слонов восхищенным взглядом.
– Много, – на сей раз кратко сообщил приятель. – Только здесь несколько сотен. Хватит, чтобы растоптать любую неприятельскую армию.
Акир, как помощник сенатора, занимавшегося вербовкой в армию, поведал, что даже нумидийские рекруты, привлекаемые в легкую конницу Карфагена, живут неплохо, не говоря уже о наемных воинах из других земель и, тем более, о гражданах города, посвятивших себя службе в армии или флоте. Наемникам платят очень хорошо. Карфаген не скупится на содержание своих защитников.
Обдумывая свою перспективу, Федор вспомнил, что до сих пор носит на плече клеймо четвертого легиона морпехов Тарента, и тут же решил, что его требуется немедленно вытравить. Независимо от того, какой путь он себе изберет, это клеймо могло существенно осложнить жизнь, попади он в казарму. О карьере можно будет забыть, не то, что о «священном отряде».
Посетили они во время прогулок и несколько храмов. В Карфагене поклонялись многим богам, перекочевавшим сюда с далекой родины финикийцев. Уже знакомые морпеху Мелькарт и Эшмун занимали не последнее место, но главными божествами этого африканского города являлись Баал-Хамон и небесная царица Таннит. Несмотря на всеобщее почитание грозного Баал-Хамона, которому, как богу плодородия, кроме скота и обычных даров земли, в особых случаях приносили кровавые жертвы, многие жители с большим трепетом относились именно к богине Таннит[107]. Она считалась богиней-девственницей, и ей служило множество жриц.
Местные храмы отличались броской красотой, хотя и не такой величавостью, как те, что Федор привык видеть в прошлой жизни. Большинство из них представляли собой просто открытые площадки с каменными изваяниями богов и алтарем в центре. Всевозможных жрецов здесь расплодилось великое множество, и Федор решил отложить вопросы религии на более поздние времена, хотя и принес Баал-Хамону в жертву целую корову, купленную на деньги, выделенные сенатором на его временное содержание. Жест сей выражал благодарность за спасение и ту помощь, что он сразу получил, прибыв в Карфаген. Не забыл Федор в краткой молитве попросить и за Юлию, но горевшее в очаге пламя так полыхнуло при его словах, что изумленный морпех не знал, что и думать. То ли Баал-Хамон принял его просьбу, то ли отверг.
В течение следующих недель Чайка, все больше растворявшийся в местной жизни, подобной бурлящему водовороту, часто бывал на базарах и в лавках богатых купцов, и несколько раз даже выезжал на колеснице с приказчиком сенатора в ближайшие пригороды Карфагена. Акир показал ему одно из имений сенатора, владевшего множеством гектаров земли в разных областях государства. Сюда тянулось ответвление водопровода, за счет которого орошались расположенные на холмах оливковые рощи и плантации финиковых пальм. Хозяйство Магона процветало.
А когда месяц истек и Федор предстал перед сенатором в его кабинете, все метания и сомнения остались далеко позади.
– Я хочу служить во флоте, – заявил морпех.
– Что же, – ответил, помедлив Магон, – у тебя было достаточно времени подумать… Я напишу наварху Карфагена, и он примет тебя на службу. Но – простым солдатом. А дальше все зависит от тебя самого.
– Благодарю, сенатор, – Чайка поклонился. – Это больше, чем я надеялся получить.
Магон подошел к окну.
– Ты сделал достойный выбор, Федор. Многие свободные граждане нашего города поступают так же. Это особенно важно сейчас, когда флот Карфагена в последних битвах почти уничтожен римлянами и мы всеми силами строим новый. Мы должны возродить нашу морскую славу. И ты очень скоро сможешь показать, на что способен. Вчера пришло сообщение из Нового Карфагена[108] от Ганнибала. Со дня на день наш военный вождь возьмет Сагунт[109], и его армия двинется на Рим. Грядет великая война, каких еще не знали под этим солнцем.
Магон повернулся к морпеху, давая понять, что аудиенция закончена.
– Отправляйся домой, а завтра утром Акир проводит тебя на прием к наварху, который укажет корабль, где отныне ты будешь служить нашей державе.
Глава третья
Ганнибал
Плечо еще побаливало. По рекомендации Акира перед самым отплытием новый солдат Карфагена Федор Чайкаа посетил-таки местного мастера татуировок. Невысокий лысый толстяк, голый по пояс, но в атласных шароварах, раскалив над очагом железный прут, быстро и очень болезненно выжег ему с плеча предательскую цифру «четыре». Язва на этом месте осталась приличная, но зато это была просто рана, а не символ верности Риму.
«До свадьбы заживет, – с грустью подумал Федор, стоя у борта квинкеремы, что шла вдоль африканского побережья в сторону Сунгута в составе небольшого флота из пятнадцати таких же судов, – а шрамы, как известно, украшают мужчину».
Расставшись с впечатанным в кожу помимо его воли символом обязательства служить Риму, Федор испытал просто физическое облегчение. И хотя теперь он снова оказался обычным морским пехотинцем, но бедным назвать себя уже не мог. Совесть не позволяла. В благодарность за свое спасение у скифов Магон не только обеспечил безродному варвару протекцию у наварха, но и подарил ему гражданство Карфагена, засвидетельствованное в специальном документе его личной печатью. А также закрепил за спасителем тот самый дом в квартале Мегара, где Чайка провел целый месяц. Но и этим дело не ограничилось. На прощанье Акир принес ему кошелек с золотыми монетами и еще один свиток, в котором Федору было отписано небольшое деревенское имение, где, помимо корнеплодов на обширных огородах, произрастало еще пятнадцать оливковых деревьев, обрабатываемых десятью рабами. Само собой, что все рабы тоже перешли в собственность нового хозяина имения.
[106] Наварх – командующий флотом.
[107] Полное имя Таннит – «Таннит-перед-Баалом». В большинстве древних текстов имя Таннит предшествует Баал-Хамону. Некоторые ученые переводят слово «Таннит» как «культовая плакальщица», то есть жрица. Таким образом «Таннит-перед-Баалом» – это «жрица, причитающая перед Баалом». Жрица, по всей вероятности, олицетворяла богиню, и ее обозначение постепенно стало восприниматься как одна из божественных ипостасей.
[108] Позже этот город на восточном побережье Испании стал называться Картахеной.
[109] Высокогорная крепость, примерно в 300 километрах от Нового Карфагена, находившаяся посреди испанских владений финикийцев, но отрицавшая их власть в расчете на поддержку римлян. Атаковав этот город, Ганнибал спровоцировал новую войну с Римом.