Едва его осенила эта догадка, как рядом раздался цокот копыт, скрип несмазанных колес телеги, и скоро в палатку вошли два дюжих легионера. Не обращая внимания на Федора, они схватили мертвецов за руки и за ноги, по очереди перенесли их в стоявшую у входа повозку. Покончив с этим, легионеры сели в нее и уехали, оставив Федора в одиночестве и недоумении.
«Господи, – подумал сержант, рывком поднимаясь, – это еще что за похоронная команда. И вообще, где я? В морге, что ли?» Федор осмотрел свои римские доспехи и прислушался к ощущениям – нет, он, несомненно, жив. И даже не имеет особых повреждений. Голова уже не болит, и тошнотворное состояние тоже пропало. Нахлебавшийся соленой воды организм постепенно пришел в норму.
Его вопросы не остались без ответа. Не прошло и пяти минут, как снаружи опять послышался шум, на этот раз топот не менее взвода солдат, затихший перед его палаткой. Раздалась короткая команда на латыни, и, отбросив полог кожаной палатки, внутрь вошел римский офицер. Он был одет побогаче Федора – в железный панцирь, а шлем с нащечниками и поперечным плюмажем не оставлял сомнений – перед ним центурион, то есть капитан римской армии. Сам же Федор, бегло оглядев себя, пришел к выводу, что больше чем на рядового легионера он пока не тянет. А потому встал.
Удивительно похожий на грека офицер, смуглый на вид мужик, с черными глазами и кривым носом, но без бороды, положил руку на рукоять меча. Вперил в него тяжелый взгляд и, похлопывая себя по ноге не то палкой, не то виноградной лозой, долго смотрел не отрываясь. Ростом офицер был на полголовы ниже Федора, от силы – метр семьдесят. Но в шлеме казался выше. К тому же загорелый, коренастый и накачанный. Сильный мужичонка, сразу видно. Федор взгляда не опускал, но и особой наглости не проявлял, давая возможность визитеру проявить себя первым.
Закончив наблюдения, офицер наконец задал первый вопрос. Федор, напрягая свою память, скорее догадался, чем понял, уловив одно знакомое слово – nomen[14] – и ответил, не таясь.
– Федор Чайка.
Офицер удивился, видно, не часто он встречал легионеров с такими именами и такой рожей. Федор был, конечно, не блондин, но слишком светловолосый по сравнению с любым здешним жителем. Не говоря уже о греках.
– Nauticus?[15]
Сержант отрицательно мотнул головой и осторожно добавил:
– Non[16].
– Manipulari?[17]
– Sic[18], – согласился сержант, постепенно припоминая все, что когда-то вычитал дома или запомнил из разговоров с отцом-хирургом, очень любившим при общении с малолетним сыном вворачивать латинские выражения.
Произношение у него наверняка было ужасным, судя по тому, как морщился центурион при каждом его слове. Но офицер его понимал, это главное. К счастью, он оказался немногословен и скоро, видимо, узнав все, что ему требовалось, допрос закончил, задав последний вопрос, заставший новоявленного легионера врасплох. Федор не понял ни единого слова, лишь опять кивнул – вдруг прокатит. И прокатило.
За время этого короткого допроса в голове Чайки промелькнула утешающая мысль, что его могут принять за отсталого деревенского парня из глубинки, говорящего на своем местном наречии и плохо понимающего основной язык государства. Это могло его спасти. Хотя служат ли такие парни в римских легионах, Чайка доподлинно не знал. Собственно, в любой армии командиры должны знать своих подчиненных в лицо. И единственной надеждой в этой ситуации могла быть только гибель всего соединения, в котором «служил» спасенный из морской пучины легионер. А заодно и списков, где он числился под своим странным именем. Но это мнилось маловероятным. Однако он уже начал, и теперь ему оставалось только блефовать до конца в надежде, что делопроизводство у римлян еще не достигло должной высоты.
Тем временем центурион посмотрел на его ноги, видимо, решив, что сержант вполне здоров, и бросил еще одну фразу, выходя из палатки. Из всего сказанного Федор понял опять лишь одно-единственное слово – ornamentum, но этого хватило. Он перекинул через плечо свой лежавший рядом кожаный ремень с мечом и вышел вслед за центурионом.
Шагнув за пределы палатки, которая не охранялась, Федор, прищурившись от яркого солнца, увидел дорогу, протянувшуюся между целым морем палаток и огражденную копьями через равные промежутки. Метров через двести дорога упиралась в большую площадь с видневшимся на ней роскошным шатром, а затем пролегала дальше к воротам.
Прямо перед Федором на дороге выстроились пехотинцы. Человек пятьдесят или больше. Похоже, тут собралась вся центурия, руководимая тем, кто его только что допрашивал. Все солдаты были одеты в кожаные панцири, усиленные в области сердца воинов железной пластиной размером примерно двадцать на двадцать сантиметров. Каждый держал в левой руке массивный щит с железной окантовкой по верхней и нижней кромке, похожий на те, что сержант видел на потерпевшем крушение корабле. Кажется, он назывался «скутум». В правой руке легионеры сжимали по два дротика. У всех, как и у Федора, справа, на кожаной перевязи, висел средней величины меч с широким лезвием. А шлем, прикрывавший голову и даже шею специальной пластиной, был увенчан султаном из трех красных перьев.
«Судя по всему, центурия гастатов[19], – отметил про себя Федор, лихорадочно вспоминавший все, что он знал о римской армии, – то есть „молодых“, а не „опытных“-принципов или ветеранов-триариев. Никакой поклажи нет, идут „налегке“, только с оружием. Значит, либо службу по охране лагеря тащат, либо куда-то следуют согласно приказу».
Хотя слово «налегке» не очень подходило к амуниции этих солдат, – чего стоил один скутум, весивший почти десять килограммов.
У Федора не было ни шлема, ни щита. Поэтому кое-кто из разглядывавших его с интересом легионеров даже позволил себе ухмыльнуться, глядя на нерадивого служаку. А некоторые смотрели на сержанта с сожалением, предвидя грядущие взыскания. Видимо, решили, что Федор где-то проворонил и то, и другое. Как припомнил Чайка, за потерю личного оружия в реальном бою, что приравнивалось к проявлению трусости, по законам римского легиона, ему светил настоящий кердык. Могли лишить жалованья, могли оштрафовать на всю зарплату, понизить в звании – но это, если очень сильно повезет. А если понижать дальше некуда и легионер действительно уличен в трусости, то его подвергали самому позорному наказанию – увольнению из армии. Или просто забивали палками до смерти.
Но сегодня Федору явно повезло: центурион, видимо, знавший о катастрофе на берегу, принял его за жертву морской стихии и временно, до выяснения всех обстоятельств, смягчился. Лишь сказал что-то, сделав выразительный жест, истолкованный Федором совершенно правильно: «Встать в строй». Что он и сделал, укрывшись за последней шеренгой, чтобы не привлекать внимания. А центурия, повернувшись направо, бодрым шагом устремилась по дороге между палаток к видневшемуся в двух сотнях метров роскошному шатру.
Попытавшись замкнуть колонну, сержант тем не менее оказался там не в одиночестве. Кроме него позади всех находился еще один солдат, молча смеривший Федора подозрительным взглядом. Маршируя рядом с замыкающим, не выказывающим ни малейшего желания перекинуться словечком, – видимо, в римской армии разговорчики в строю тоже не поощрялись – постепенно Чайка пришел к выводу, что это не просто обычный солдат, а опцион, то бишь лейтенант, помощник центуриона. Значит, пока что надо с ним ухо держать востро.
Тем временем центурия гастатов, побрякивая вооружением, бодро отшагала двести метров и поравнялась с той самой площадью, располагавшейся между палаток, которую морпех заметил немногим раньше. Там, в самом центре, стояла самая роскошная палатка, точнее целый шатер. А чуть поодаль еще две меньшего размера, но тоже не из дешевых. Между ними находились какие-то сооружения, принадлежность которых Федор с первого взгляда понять не смог. Старательно изображавший желание ходить в ногу морпех, все же осторожно осматривался по сторонам, впитывая информацию. Благо пока с новыми вопросами никто не приставал.
Лагерь римской армии строился, как помнил сержант из книжек, прочитанных в прошлой жизни, всегда по одному и тому же принципу. В центре лагеря находился Преторий – место для палатки консула[20]. Рядом размещались палатки военных трибунов[21], вход в которые располагался с другой стороны от Претория. А там, где удобнее всего получалось доставлять воду, еду и фураж для коней, размещались легионы[22].
Обогнув палатку консула, от которой, как от центрального перекрестка лагеря, под углом девяносто градусов расходились две главные дороги, центурия гастатов направилась к видневшимся прямо по курсу воротам, где дежурил десяток странно одетых пехотинцев.
Как подсказывала память начитанному сержанту, – первая из дорог называлась via principalis. По ней сейчас и продвигался бодрым шагом отряд, где Федор вместе с опционом изображал замыкающего. Вторая улица называлась via praetoria и шла от палатки консула через весь лагерь под прямым углом к первой улице, образуя перекресток в центре. Там же неподалеку должен был находиться алтарь, на коем консул каждое утро приносил жертву Юпитеру, Марсу или Квирине, окропляя его кровью. А сопровождавший его авгур толковал знамения. Где-то поблизости обширный форум – рынок, где легионеры могли купить все, что потребуется из еды или амуниции. Кроме того, если память не подводила сержанта, на обширной территории лагеря находились еще бани, предназначенные для помывки нескольких тысяч человек, залы собраний унтер-офицеров, а также конторы служб, выдававших легионерам жалованье. Ну и, само собой – осадный обоз, мастерские по ремонту оружия, тюрьма, арсенал и склады. В общем, все необходимое для веселой походной жизни.
Некоторое время легионеры маршировали между бараков и целого моря одинаковых палаток. То и дело им попадались навстречу мелкие отряды по пять-десять солдат, спешившие кто в наряд, кто в караул. А свободные от службы просто шли по своим делам. И далеко не все, как показалось Федору, передвигались по территории лагеря строевым шагом. Несколько раз проскакали мимо конные нарочные в помпезных кирасах, поднимая клубы пыли. В общем, лагерь жил своей обычной жизнью, и его обитателей проблемы Федора Чайки, невесть как сюда попавшего, абсолютно не беспокоили.
Приблизившись к воротам, центурия остановилась по команде как вкопанная. Пока центурион обменивался паролями с охраной ворот, Федор рассмотрел самих охранников, выглядевших, как ему показалось издалека, немного странно. Вблизи все встало на свои места. Скорее всего, ворота охраняли велиты – самые молодые и бедные из легионеров. Человек десять. По причине молодости и бедности эти солдаты являлись легкой пехотой, которой по уставу не полагалось ничего, кроме меча, дротика и круглого щита. Велиты не носили даже панциря. Из доспехов на них имелся простой шлем из кожи, покрытый сверху головой настоящего волка и волчьей шкурой, ниспадавшей на плечи. Она-то и смутила сержанта, принявшего их издалека за каких-то вервольфов.
Главная задача легковооруженных велитов, насколько знал Федор из книг о сражениях, заключалась в том, чтобы завязать бой с противником, метнув в него дротик. А потом мгновенно отойти за манипулы гастатов. Если кто не успевал, пиши – пропало. Волчья шкура не убережет от хорошего удара копьем или исполинского меча разъяренного галла.
Пароль оказался верным, и манипула, распавшись на два ручейка, стала обтекать выход, устроенный странным образом, – поперечный забор разбивал толпу на два потока, и, чтобы выйти или войти в лагерь, любая колонна вынуждена была рассредоточиться на мелкие соединения. «Неплохо придумано, – отметил Федор, – этак любая атака захлебнется, большой толпой в эту щель не ворвешься».
[14] Nomen – имя (лат.).
[15] Nauticus – моряк (лат.).
[16] Non – нет (лат.).
[17] Manipulari – морской пехотинец (лат.).
[18] Sic – да (лат.).
[19] Солдаты легиона в данный период, согласно Полибию, делились на четыре категории по опытности воинов: гастатов (молодых воинов), принципов (опытных), триариев (ветеранов) и велитов («самые молодые»). Первые три категории – тяжеловооруженные воины – разбивались по манипулам. Последние (легкая пехота) – не имели собственных подразделений и распределялись между всеми манипулами из расчета 20 человек на центурию.
[20] Армией Рима весь период Республики командовал консул (сенатом назначалось сразу два консула, которые менялись ежегодно). Стандартная римская армия того периода составляла 4 легиона и делилась на две части, по числу консулов (два легиона составляли так называемую «Консульскую армию»). Обе армии нередко соединялись, и тогда консулы командовали ею поочередно, сменяя друг друга каждые два часа или через день. Ко времени начала Второй Пунической войны число легионов было увеличено до шести и с тех пор непрерывно росло.
[21] Военный трибун – в период Республики командир легиона. Их тоже было два (всего в легион назначалось 6 военных трибунов, но их взаимоотношения с двумя главными трибунами не до конца понятны даже древним историкам). Они вдвоем командовали легионом поочередно два месяца. Сменяя друг друга либо через день, либо через месяц.
[22] Лагерь обычно строился с таким расчетом, чтобы можно было разместить не один, а два или даже три легиона.