Яровой, поблагодарив ее на ходу, помчался вниз, понимая, что нужно срочно поднимать оперативников. Но где сейчас Дядя?
Собака взяла след от дома и потащила оперативников на Сезонку. Прямо к чувихам.
— Ой, лягавеиькие, да вы прямо строем к нам. А песик зачем? Давайте, располагайтесь в нашей хазе. Ух и пирушку закатим теперь громкую!
— Где Дядя? — спросил Яровой кудлатую, самую трезвую из чувих, еще умевшую отличить милиционеров от овчарки.
— Дядя? Да что ты, тут дядей нет. Тут чуваки. И только клевые. Вот тетю можем тебе выделить. Хочешь? — расстегнула кофту на груди.
— Покажи-ка мне чуваков своих!
— Да ты что? Пугать наших гостей решил? Да ты со своим полком любого импотентом от страха оставишь. Не пущу!
— Слушай ты! А ну! — отодвинул чувиху оперативник и освободил проход Яровому.
Но нигде в Доме Дяди не было. Чувиха, обиженная на группу, ничего не хотела говорить. Но когда ей предложили пройти в милицию, сказала, что к ним на Сезонку сегодня пришел чувак. Дал стольник и попросил одного из кентов, а кого — она не помнит, сходить по адресу и отнести записку. Что и было исполнено с точностью. После этого чувак положил на стол червонец и, не потискав ни одну из чувих, незаметно слинял.
— Как выглядел?
— Обычно, как все чуваки. Ночью с таким холодно не станет.
— Во что одет?
— Мы смотрим, что под барахлом и в карманах. Остальное нам без разницы.
— О чем он написал в записке, вы читали?
— Я не лягавый. И кент — тоже. Ему заплатили за доставку. За чтение — ничего не дали. А мы даром не работаем.
— Понятно. Ладно. Идите к себе, — отпустил Яровой чувиху.
— Так ты нам хоть одного лягавого оставь для коллекции, — хохотала успокоившаяся девка.
Дальше след собака не взяла. Покрутившись на Сезонке несколько минут, оперативники ушли по домам. А Яровой, потерпев фиаско, шел в прокуратуру.
Куда мог пойти Дядя? Кто его вызвал на Сезонку столь простым, но непредвиденным способом? На это мог ответить Григорий. Но где его теперь искать?
Яровой и сам не знал, как пришел в горсад. Может, потому, что давно не слышал музыки.
А саксофон на танцплощадке лихо исполнял соло в мелодии «Вишневый сад». Жизнелюбивая, всегда юная музыка о чужой молодости, чьей-то любви. Как странно вязалась она с нынешней ситуацией…
Ведь кто-то оборвет вот эту песню в чьей-то душе. Отнимет с жизнью.
Аркадий шел по тенистой аллее.
— Стой! Куда разогнался, тихушник? — перед Яровым громадной тенью вырос Привидение: — Линяй! Смывайся, говорю тебе!
— С чего бы это? Может, сбавишь свой наглый тон?
— С кентами нарисовался? Иль сам? — смотрел во тьму аллеи Привидение.
— Не ищи. Один пришел.
— Это ладно. Но послушай, все — потом. Сегодня тебе здесь нельзя быть. Засветишься и нам сорвешь кайф. Линяй!
Аркадий сделал шаг, чтоб обойти Привидение. Но резкая, внезапная боль помутила сознание. Падая на аллею, он услышал, как сквозь сон.
— Падла, его нельзя было трогать!