— Ты с Берендеем в деле?
— Оно — как общак — одно на всех, — подтвердил Привидение.
— Давай на кухню отваливай. Потолкуем, — пропустил Дядя фартового в квартиру.
Рассказав Григорию обо всем, что случилось за эти две ночи, Привидение попросил:
— Помоги. Теперь ты все знаешь.
— Я ж с больницы сбежал. Отпросился в баню. Через час возвращаться надо.
— Сначала помоги. Побудь на хазе пару дней, — просил Привидение, и Григорий, хоть и с неохотой, но согласился.
— В дело он тебя фаловать сразу не будет. Ему теперь «малину» надо сколотить. Быть может, имеет еще один общак. Я тебе уже ботал про то. Вот его он, думаю, захочет пристроить понадежней. У тебя. Или по твоему совету. Ну и не забудь про Гниду. Скользкий фрайер. Ну, а чтоб не рисковать тебе, в твоем дворе пацан будет кружиться. Вон тот — вихрастый, светлый. Видишь, сюда, на нас смотрит. Он, как только мы понадобимся, мигом ко мне примчит. Кенты и я — на стреме. А ты, едва Кляп к тебе, выйди на балкон, покурить. Спичку вниз кинешь. Это и будет сигналом.
— А если под утро нарисуется? Не станет же твой пацан тут все время кружить, — засомневался Дядя.
— У него брат есть. Копия этого. Чуть меньше ростом. Погодки они. Заменит, чуть что. Я им стольник дал, — пояснил Привидение.
— Если во дворе мне с ним ботать доведется?
— Повернись лицом к пацану. Закури, Спичку — на землю. Усек?
— Берендей с тобой будет?
— Конечно.
— Не крапленые с собой имеешь? — спросил Дядя.
— Имею.
— Гони. Все, что есть. Дарма не помогаю.
Привидение выгреб из кармана все. Дядя посчитал:
— Жидко, кент.
— За мной не пропадет. Отдам.
— Не тяни резину. Я долги помню, — посуровел Дядя.
— Кто старое вспомнит, тому…
— Деньги возвращают, — стоял на своем Григорий.
А вскоре вернулась с базара Аннушка. Увидев Григория дома, обрадовалась.
— Соскучился я по тебе. Смылся от костоправов. Не смейся, что, как пацан, к тебе прибежал. Родная моя. Как хорошо, что ты у меня появилась. Жизнь мне вернула. Спасибо тебе.
Анна редко слышала от Дяди доброе слово. О своих чувствах он никогда ей не говорил. То ли присматривался к ней, то ли слов таких не знает, думалось женщине. И теперь, услышав целый поток, словно переполнивший сердце и прорвавшийся наружу, Анна оторопела от внезапного счастья.
— Гриша, а я чего уж не передумала. Все казалось, что приду домой, а ты ушел, насовсем. Думала, скучно тебе со мной. Отдохнешь и уедешь, забудешь навсегда. Ну что я? Таких много!
— Одна ты у меня, Аннушка. Как солнышко, как жизнь.
— Ой, откуда это? — увидела на столе кучку денег.
Смятые, пропахшие табаком и чужим потом. Они, как сморщенная морда побитого кента, топорщились на середине стола.