— Ну, что ж, подваливай ко мне на Шанхай, — согласилась Тоська и дала санитарке адрес.
Та пришла на второй день после выхода Оглобли из больницы.
Оглядев убогую комнату, головой покачала:
— Ремонт нужен. Здесь давно не мыто, не чищено. Ну, если берете меня, приведу все в порядок, — пообещала девушка.
Тоське за время болезни понравилось лежать в чистой постели, на хрустящих, белоснежных простынях, под пододеяльниками, на мягких белых подушках.
Всего этого у нее не было никогда. Вытирала лицо подолом юбки. Руки дома мыла раз в день.
А тут ее умыли и причесали. И Тоськина заскорузлая душа под старость запросила уюта и чистоты. Но сама она век не умела этого делать. А девчонка уже на следующий день усадила Тоську во дворе на солнышке погреться, сама за полдня побелила комнату. К вечеру отмыла окна, двери и полы. Очистила стол и табуретки.
Тоська, войдя в комнату, не узнала ее и ахнула. А Оленька вытряхнула постель. Села, загрустив.
— Чего ж теперь тебе не нравится? — удивилась Тоська.
— Белье постельное купить надо. И койки. А у меня денег нет, — сказала Оленька грустно.
— А сколько это стоить будет? — поинтересовалась Оглобля.
Когда девчонка назвала сумму, у Тоськи глаза на лоб полезли:
— Это ж целый месяц, каждый день водяру жрать можно хоть жопой.
Девушка вспыхнула пунцовым цветом. От удивления не нашла слов возразить. Устало поднялась:
— Пойду я к себе. Вы уж извините, вмешалась в вашу жизнь.
— Э-э, нет, — испугалась Оглобля. И, подскочив к Оле, обняла, удержала — Не уходи, не брезгуй мной. Все нынче мной гадятся. Есть деньги. Возьмем все. Только останься. Не беги
отсюда. Мне уж немного осталось. Помоги доскрипеть, чтоб не собакой на помойку вышвырнули. Ить и я человеком была. Да судьба обошла под старость. Ты добрая, останься со мной…
На следующий день сразу после работы принесла девчушка кипу простыней, наволочек, пододеяльников. А вскоре из подъехавшей машины внесли в дом мужики две деревянные койки, пухлые свежие матрацы, подушки. Все расставили по местам, выкинув на помойку старую ржавую кровать Оглобли.
День за днем оживала комната. Тоська радовалась. Вон уж и рукомойник в углу прижился. Рядом полотенца висят. Белей снега. На окнах занавески кружевные. На полке — горка посуды чистой, сверкающей. В кастрюлях, сковородке — еда вкусная, домашняя. А все Оля. Даже домашние тапки Оглобле купила. Та плакала втихомолку. Ведь чужая, а заботится, как о кровной.
Любили кенты, но не ее — тело. Тоську — не любили. Они не знали ее. Да и она их не любила.
А вот теперь греется у чужого тепла. Привязалась к ней Оленька. За что признала? Может, за все неузнанное — наградой станет запоздалой.
Оля, что ни день, приносит в дом нужное: утюг и сковородки, корыто и мыло, ведра и тазы.
Отмыла и очистила кладовку. Даже в коридоре порядок навела. А потом перенесла к Оглобле свои вещи. И застрекотала в доме незнакомым голосом швейная машинка.
Возвращаясь с работы, прибрав и приготовив, Оля шила до глубокой ночи. У Тоськи вскоре появились теплые, красивые халаты, ночные рубашки, юбки и кофты, платья и нижнее белье.
Оглобле казалось, что она спит. Да и когда такое было, чтобы у нее кладовка трещала от продуктов? В сарае — и там угля под потолок. Дрова в аккуратные поленницы сложены.
Все как в путевом доме.
Даже вязаная кофта и теплые носки у Тоськи появились. И Оглобля теперь выходила во двор не пряча лица. Здесь всегда было подметено. Даже жасминовые кусты прижились у крыльца. А на пороге — половик.
Оля, а не Тоська стала хлопотать о квартире для Оглобли. Новой, благоустроенной. И, диво, Тоську поставили в очередь.
Лишь когда Оля уходила на работу, Оглобле становилось тоскливо. И тогда, нырнув за угол, брала она в магазине «мерзавчика» и тянула его по глотку до самого возвращения девчушки.
Ольга видела это, хмурилась. Оглобля, чувствуя себя виноватой, ложилась в постель, прикидывалась больной.